Сибирские огни, 1958, № 3

да, не обращая внимания на ее умоляющие стоны, выносил показывать его гостям: — Вот он, разбойник... Ишь ты, Анискин сын, а!! ...Бородины зажили тихо, мирно. От других колхозников Григорий отличался разве только молчали­ востью. Ни от какой работы не отказывался. Делал все аккуратно, добро­ совестно. Но когда осенью надо было получать на трудодни первый хлеб, заработанный в колхозе, сам не пошел, а послал жену. Следующим летом Григорий купил где-то старинный граммофон, по вечерам выставлял его огромную трубу в окно и проигрывал все пластин­ ки подряд, начиная и кончая всегда почему-то одним и тем же старинным романсом, который уныло тянула надтреснутым голосом неведомая певи­ ца: этикетка на пластинке была стерта. Над Алакулем плакал и жало­ вался кому-то дребезжащий голос на то, что жизнь разбита, а мечты умерли. Потом Григорий убирал граммофон на задернутую цветастой сит­ цевой занавеской полку под самым потолком, надевал синюю сатиновую рубаху и дотемна сидел у окна, смотрел, как наплывает с противополож­ ного конца озера чернота. Иногда приходил Иван Бутылкин и выразительно поглядывал на шкаф, где стояла обычно водка, нюхал воздух острым хрящеватым носом и крякал. Но Григорий будто не замечал ничего. Тогда Бутылкин говорил осторожно: I — Ить думай не думай, Григорий Петрович, а колхоз... навечно те­ перь, должно. Старое чего жалеть? Новое надо обнюхать, да и... Особен­ но, коли друг за дружку держаться: ты, да я, да Муса с Тушковым. Как сказать — внутри колхоза колхоз. Ясно? Новую избу Бородин выстроил себе немножко на отшибе, на самом берегу озера. Здесь же, почти на краю деревни, стояла изба и Андрея Ве­ селова. Григорию очень не хотелось такого соседства, но уж больно кра­ сивое было место. И Григорий махнул на Веселова рукой. Однако дверь прорубил все-таки в противоположную сторону от Веселовых и от всей деревни. Когда Григорию случалось бывать на левой стороне изломанной ре­ чушки, протекающей по деревне, он окидывал взглядом пшеничное поле от давно засохшей сосны до груды белых ноздреватых камней на берегу. Здесь, между этих вех, лежали когда-то пахотные земли Бородиных. А где их точные границы, поди-ка, узнай теперь! Далеко раздвинулись ле­ са, открыв небо и землю, хлынуло на нее море света. Все заросло кругом колхозным хлебом, навеки исчезла межа. Сожалел ли о ней Григорий? Хотел ли, чтоб вернулось старое? На это он не отвечал даже самому себе. Казалось ему, что когда-то в своей жизни он совершил крупную ошибку... Сначала ощущал в сердце ноющую тоску, а потом вдруг то, что неясно бродило в нем, начинало за ­ кипать. Но он пугался этого и уходил куда-нибудь, чтобы его никто не видел. „ В одну из таких минут, бродя по лесу, встретил Григории Ьвдокию Веселову. Она шла по мягкой от пыли лесной дороге, крепко прижимая к себе завернутую в тонкое одеяльце шестимесячную дочку. Когда Григорий вышел ей навстречу из-под влажной лесной прохлады, жена Веселова слабо вскрикнула от неожиданности и тотчас остановилась. Ну, здравствуй... Евдокия Спиридоновна,— начал Бородин, но осекся под ее взглядом. Она молча сделала шаг в сторону, ожидая, видимо, когда он даст ей дорогу. Голова ее, повязанная пестрым платком, очутилась в густой те-