Сибирские огни, 1958, № 3
— Врешь! Врешь!..— заорал Терентий, схватился за подлокотники, приподнялся. Впервые за весь разговор он потерял самообладание.— Л о патин сам докладывал мне, что передал... Григорий по-прежнему стоял посреди комнаты, но теперь он посмат ривал на Зеркалова с едва заметной усмешкой. — Ну, позови его, пусть он при мне скажет это... Зеркалов опустился обратно в кресло, отвернулся к занавешенному окну, снова долго гладил больную ногу. Потом произнес сердито и ворч ливо: — Черт! Ну, сам бы ты догадался... — Не особенно-то скараулишь Андрюху. Ночами не ходит, взаперти сидит дома... И днем нигде не появляется в одиночку. Что я, при народе его должен? Своя шкура дорога... Терентий слушал, кивал головой. Так прошло минуты три. Григорий кашлянул осторожно в кулак. — Так уж позвольте мне... уйти. И за коня... Где же тот бирюк, что купить хотел мерина-то?.. Пора ведь мне,— обернулся Бородин к двери. Он не замечал уже, что обращается к Терентию на «вы», говорит «позвольте». Но тот все заметил и рявкнул, поднимая голову: — Стой! Не торопись. Дело еще будет к тебе. Ночуешь тут. А за ко ня — спасибо. Григорий поднял на Зеркалова маленькие недоумевающие глаза: — А?!. Как ты говоришь?— И вытянул шею, будто это помогло бы лучше расслышать ответ. — Беру, говорю, коня. Спасибо,— повторил Зеркалов. — Ну и езди на здоровье. Не конь — огонь. А... это... деньги? — Какие деньги? Беру — и все. Иди! •У Григория хватило сил дойти только до порога. У дверей он резко обернулся, раскинул руки, оперся ладонями о стену, точно собирался от толкнуться и прыгнуть на Зеркалова. Терентий привычным движением выхватил откуда-то из-под рубахи наган. — Ну, и стреляй, и стреляй, сволочь!.. Не отдам коня! Не отдам! Григорий выкрикивал слова, странно подвывая, точно его часто и сильно били чем-то тяжелым. Зеркалов спрятал оружие, опустил руки на колени и внимательно по смотрел на него. Тогда Бородин, как когда-то давно, у дверей Дуняшки ного дома, опустился на колени и дополз к Терентию, протягивая руки, всхлипывая: — Ведь кони — всё, что осталось у меня... Мое это, мое! Мое, пони маешь? Заплати , ради бога, что тебе стоит... А у меня, может, вся жизнь в них... в этих деньгах... Григорий плакал самым настоящим образом. Не поднимаясь, Зерка лов достал из кармана кошелек, порылся в нем, бросил в лицо Григорию несколько смятых бумажек. Григорий схватил деньги, поднялся с колен, но разогнуться во весь рост не решился, попятился задом, потихоньку, кланяясь... ...На другое утро в комнатушку, где спал Григорий, заглянул вчераш ний бородач и молча кивнул головой, приглашая следовать за собой. Терентий сидел на прежнем месте, будто не вставал с кресла всю ночь. Однако Григорий подумал почему-то, что выстрелы из обрезов по ночам, звон выбиваемых из окошек стекол раздаются в Локтях именно потому, что Зеркалов сидит вот здесь, в этой комнате. — Присаживайся,— кивнул он Григорию на свободный стул. — Так вот, задание тебе, Григорий, прежнее... — Чего тебе Андрей так в печенки влез? — спросил Бородин.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2