Сибирские огни, 1958, № 3
го было делать, развлекал ребятишек, мастерил им игрушки, читал книжки. Нередко в кругу детей заставал его брат. — И долго ты намерен так жить, за бавляться с чужими детьми? — спросил однажды Андрей. — А что? — А то, дорогой брательник, что по ра тебе перевозить сюда семью. Путь твой, можно считать, определился. В куз нице тебя ценят, Яша Мерц — не нахва лится;.. — Правда? — радостно спросил Кон стантин. — Не задирай нос... Рановато,— за смеялся Андрей и добавил серьезно: — Дорожить надо уважением рабочих и сто раз его оправдать... Константину давно хотелось узнать мнение брата о своей работе. Вот и уз нал. Было приятно, что брат доволен. — 'Я и сам подумывал, чтобы пере везти семью в город,— ответил Констан тин на вопрос брата.— Хотел квартиру подыскивать... — Этого-то как раз и не требуется,— перебил Андрей. — Поживете пока у нас... Ты, Надежда, конечно, не бу дешь возражать?— обратился он к жене. — И как ты такое мог помыслить? — всплеснула руками Надежда Ильинична. — А к осени в свой дом перейдете,— продолжал Андрей.— Да, да, в свой! — подтвердил он, заметив, удивленный взгляд брата.— Я уже договорился... Да дут тебе лес, доски. Купеческих хором, может, и не получится, а избушку-засы- пушку сколотим. И тебе будет хорошо, и Советскую власть- от заботы избавишь. Константин гордился, что он и брат Андрей получили от отца бесценное на следство — трудолюбие. Но как использовать это наследие/ Трудолюбие Константина проявилось и в дни работы в кузнице Грищенко. Нет, тогда было совсем другое. Брат Андрей определил это жестокими словами «жадностью к личному обогащению за счет других». Значит, содружество с Грищенко не могло пробудить и развить •добрых чувств и благородных стремле ний. Нет, переворот в душе Константина свершился здесь, в железнодорожных мастерских, в рабочем коллективе, среди товарищей кузнецов... Они все вместе и каждый в отдельности помогали ему глубже и ощутимее понимать назначение рабочего человека, ценить богатства, ко торые принесла ему Советская власть. Часто подходил к Константину Ден- щикову кузнец Сергей Берестенко. Ся дет рядом, когда выпадает свободная ми нутка закрутит козью ножку, задымит махрой, начнет рассказывать о прошлом, судить о настоящем, заглядывать в бу дущее. А бывало и учинит Константину экзамен по текущей политике. — Плохи твои дела, парень,— осуж дающе говорил Берестенко.— Как же тьг собираешься детей воспитывать? Совет- • ская власть тебя, Денщиков, из нужды вызволила, рабочим человеком сделала, а ты, бирюк, в жизни, в'политике не раз бираешься... Константин молча выслушивал эти упреки. Но вышло так; что спустя какое- то время, он, возвратившись домой, са дился читать принесенные с собой газе ты. Потом поступил учиться в вечернюю школу. ...Особым почетом и уважением поль зовался в мастерских кузнец-дышловик Мигачев. Седой, с морщинистым, дряб ловатым лицом, он медленно проходил по мастерским, то и дело снимая старую фуражку в ответ на почтительные при ветствия рабочих. Пришлось Константину Денщикову увидеть этого старика в совсем необыч ной обстановке. Впрочем, необычной она была не только для него, новичка, но и для всего большого коллектива мастер ских. Здесь впервые чествовали рабоче го человека, ветерана труда... Старика Мигачева величали по имени и отчеству, хвалили его многолетнюю работу, пре подносили ему подарки. Каждое высту пление сопровождалось бурей аплодис ментов... Дорофей Петрович, виновник торже ства, сидел в кресле рядом со столом президиума, растерянно слушал орато ров, очень часто вынимал из кармана темно-синий платок и вытирал с лица пот. Старик волновался. Наконец слово предоставили самому Дорофею Петрови чу. Он встал и направился было к три буне, но, не дойдя до нее, остано вился, повернулся к залу и низко покло нился. — Спасибо... Большое вам спасибо, дорогие товарищи! — произнес Дорофей Петрович и покачнулся. Двое членов президиума подбежали к нему и подхватили под руки. — Ноги подкосились,— виновато про изнес Дорофей Петрович и сел в кресло, но тут же вновь встал.— Прошу изви нить... Сами понимаете... Да я и не знаю, что еще сказать надо ...,— Дорофей Пет рович подносит темно-синий платок к глазам,— Первый раз в жизни плачу от радости... — Пятьдесят лет я отдал труду ,— продолжал Дорофей Петрович. Голос его постепенно крепчал.— И вот дожил до великой радости... Однако, я не такой уж хороший, каким меня здесь обрисова ли. Раньше горе в сивухе топил, ну, а теперь по привычке, будь она проклята, выпиваю... Но сила еще есть, еще пора ботаю,— Дорофей Петрович вытянул вперед свои узловатые большие руки.— Да, еще поработаю.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2