Сибирские огни, 1958, № 2

— Отпустили... из лазарета...— несмело ответил Федот. — По ранению, что ль? Федот молча и часто закивал головой. — В язык, должно,— усмехнулся другой колчаковец.— Ишь, гово­ рить не может. Пойдем, Зеркалов разберется. Он тут всех знает. Когда они ушли, Федот перекрестился: — Господи! А коли б сам Гордей зашел? Ведь он в лицо Дуняшку- то помнит. — Не каркай ,— отрезала жена, и Федот умолк. Терентий Зеркалов, размахивая наганом, носился вместе с колча­ ковцами по улицам, изымал у оробевших жителей муку, сало и другие продукты. И хотя никто не сопротивлялся поборам, молодой Зеркалов орал, угрожая наганом: — Ну, чего глаза пучишь? Для нар-родной армии это, дур-рак!.. Понимать должен. — Я понимаю, что ж... При советах у нас тоже брали, только по-хо­ рошему, объясняли все... —• При советах!! Я тебе покажу, сволочь, советы... В эти дни объявился в деревне и Лопатин. Где жил все это время, что делал — никто не знал. А теперь не торопясь похаживал по улицам, заворачивал почти в каждый дом. — Этот вон самоваришка-то — мой,— ласково говорил он и записы­ вал в тетрадь фамилии тех, у кого обнаружил свою вещь. Пряча тетрадь в карман, добавлял: — Придется отдать самоваришко-то. Поторопился Андрюха Веселов чужое добро раздаривать... — Гак мы что? — испуганно говорили хозяева.— Нам ведь дали — мы взяли... А зачем ты фамильцшку-то нашу записал? — Чтоб не забыть тех, кто добро мое сберег. Отблагодарю вас, уж отблагодарю! — зловеще тянул Лопатин, не повышая голоса.— Понят- ненько? Па второй же день колчаковцы согнали к дому Зеркалова жителей Локтей, прижали к самому крыльцу. На перилах крыльца сидел Терентий, поигрывая плеткой. Сам Гор­ дей с забинтованной головой, Лопатин и еще несколько человек стояли рядом. — Авдей Калугин! —- выкрикнул колчаковец с заросшим лицом, один из тех, что приходили к Артюхину. Авдей, в рваном полушубке, в облезлой шапке, выдвинулся вперед. Бывший староста наклонялся к Лопатину, тот говорил, заглядывая в тетрадь: — Одеяло атласное, новое... Д ва оцинкованных ведра... — Двадцать плетей за одеяло. И за ведра — по десять,— произнес Зеркалов, словно назначая цену. Авдея свалили на снег, сдергивая с него полушубок. — Марья Безрукова!.. — Д ва чугуна полутораведерных... И еще платье бумазейное... И платок... — Пятнадцать за все! Первого пороли при гробовом молчании. Люди смотрели на изви­ вающегося под ударами плети Авдея, на Зеркалова и Лопатина, все’еше не понимая толком, что происходит. А когда принялись за Марью и за следующих,— заволновалась толпа, колыхнулась, готовая расплыться во все стороны. Кто-то кричал в середине: — Это что же нас, будто беглых каторжников?.. — Скорый суд у тебя, Гордей...