Сибирские огни, 1958, № 2
— Так, сынок... Это — так... Надо всегда по-хорошему... Ты да я — и больше вроде никого нет на земле... А мне для тебя ничего не жалко... Но Гришка больше никогда не просил денег у отца. Не просила теперь мужа и Арина свозить ее в больницу, даже не ж а ловалась на болезнь, как прежде, хотя чахотка все больше и больше съедала ее. Она по-прежнему мыла, стирала, готовила, но вела себя как- то странно, очень тихо, только часто и подолгу кашляла, отворачиваясь от мужа и сына. Едва удавалась свободная минута, Арина принималась молиться. Когда молилась, быстро шептала что-то бескровными губами, часто крестилась. Зато среди ночи Гришка несколько раз слышал, как мать что-то кри чала во сне о нем, о цыгане, об отце. Петр Бородин тоже слышал все, потому что каждый раз вставал и тряс жену за плечо: — Что мелешь, что мелешь ты!.. Очнись, якорь тя... Ведь этак, чего доброго... если б слышал кто... Однажды разбуженная Арина крикнула прямо в лицо мужу: — Не вытерплю я, пойду к людям и... облегчу душу — расскажу все... Петр закрыл ей рот ладонью, растерянно, без слов, посмотрев на Гришку. Тот притворился, что спит. В тишине потрескивала керосиновая лампа, которую не тушили теперь всю ночь... Так и дожили до весны. ' Весной Петр Бородин вгрызся в землю, как изголодавшийся пес в 7 краденую кость. Отдельные участки купленной земли действительно были немного залесенными. Закончив пахоту и сев, Бородины, все втроем, принялись корчевать деревья. Дневали и ночевали в поле. Сосны подкапывали, в а лили их, возили в деревню и складывали штабелем. Те, которые помень ше, таскали на себе, чтоб не платить лишние деньги за перевоз. — Свой лесок, слава те господи,— говорил Петр.— Немножко еще прйкупим — и, бог даст,— новый домишко поставим. — Тяжко их таскать мне, внутри саднит,— сказала как-то ж ен а .-- Нанял бы уж, чтоб заодно все на лошадях вывезли. — Нанять и дурак может... Тому деньги не жалко. — Чего их жалеть... такие-то? Петр вроде не рассердился, не закричал, сказал тихо, успокаивающе: — Бог зачтет на том свете, матушка. А деньга хозяина не любит, и без того норовит в чужие руки. Ты потерпи уж, подходит наше время... Бери-ка тот конец, потоньше. И, видя, что жена не решается подойти к бревну, ощерил черные изъеденные зубы: — Бери, сказал!.. Ну?!. На пути Арина оступилась и упала. Бревно тяжело ударило ее по спине. Когда Петр подошел, перевернул жену кверху лицом, она не изда ла ни звука, только широко открывала рот, хватая воздух, да смотрела на мужа страшными глазами. Правая рука ее была сломана и висела, как плеть. Через минуту Арина медленно закрыла глаза и потеряла сознание. Очнулась она уже ночью, застонала, попросила пить и обратилась к сыну, а не к мужу: — Гришенька, сынок... в больницу бы, а? А то помру... — Батя... а ? — неуверенно проговорил Григорий. — Ее в больницу, а нас с тобой в тюрьму! Слыхал, чего она в горяч ке мелет-то? Утром Петр Бородин, собираясь в поле, окликнул Гришку: — Ну, а ты чего расселся? Праздник, что ль? Бери вон топор, веревки...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2