Сибирские огни, 1958, № 2

этот момент по спектаклю как бы прохо­ дит тень... «Каширской старины»! Ю. Ганина создает интересный образ завистливой и честолюбивой, жестокой и хитрой Василисы. Перед глазами зри­ теля проходит вся короткая, но яркая, и, в конечном итоге, тоже трагическая история отчаянной борьбы купеческой вдовы за место подле царя. Эта роль, с моей точки зрения, значительно боль­ ше, нежели Комиссара в «Оптимистиче­ ской трагедии», раскрывает способности актрисы, ее творческие возможности. Но есть один досадный просчет у актрисы: исходя из правильной мысли о том, что Василиса — неискренний, лукавый че­ ловек, добивающийся своей цели любы­ ми средствами, Ганина злоупотребляет удачно найденной ею притворной инто­ нацией. Ее Василиса иногда перестает даже маскировать свое притворство, и оно должно стать ясным тем, кого она пытается обмануть. Очень интересна работа А. Коковкина над небольшой по объему, но трудной ролью шута. Вполне убедителен С. Хлыт- чиев в роли Воротынского — гордого правдолюбца, уничтожаемого Грозным. Но... но, увы, этим и исчерпывается краткий список интересных, убедитель­ ных сценических образов. Н. Лоскутову, который так искренне и убеждающе сыграл старого каменщика Панкрата в «Мече и звездах», поручена роль Грозного. Весьма выразителен у этого артиста внешний облик царя Ивана Васильевича. И есть в спектакле куски, в которых Н. Лоскутов прибли­ жается к решению нелегкой своей зада­ чи. Но все же образ Грозного — вне творческих возможностей этого хороше­ го «бытового» актера, и слияния с обра­ зом здесь не получается. Хочется еще сделать такое замечание: у артиста бо­ гатые голосовые данные, но в стихотвор­ ной речи ему не удается ими воспользо­ ваться. Здесь его голосу не хватает не­ обходимой гибкости. Кстати, поскольку уж речь зашла о чтении стихов в процессе сценического действия, необходимо с сожалением кон­ статировать, что со времени постановки «Ползунова» коллектив театра не достиг заметного прогресса в этом отношении. Только немногие исполнители ролей целиком справляются с этой творческой задачей. Большинство же ломает стихо­ творный размер. В целом получается ре­ чевой разнобой: кажется, будто одни роли написаны стихом, а другие — про­ зой, или — что в одной и той же роли стихотворная речь вдруг сменяется про­ заической. Это — не мелочь. Это — большой вопрос культуры речи, и рабо­ тать над этим надо много и упорно. Как б ез этого качества можно ставить, ска­ жем, Шекспира или лермонтовский «Маскарад»? Итак, в спектакле фактически нет убедительного Грозного. Но надо доба­ вить, что нет в спектакле и убедитель­ ного Малюты. Интересному актеру В. Беляеву пока ни в какой мере не уда­ лось найти верное решение образа. Он стремится сделать главу опричников пострашнее, но ограничивается чаще всего лишь чисто внешними приемами: его Малюта, с вечно согнутыми в лок­ тях руками и скрюченными, как бы го­ товыми каждую секунду к «удушению» пальцами, напоминает скорее рядового палача и только. Насколько убедитель­ нее В. Беляев в образе другого страш- ого человека — Вожака в «Оптимисти- еской трагедии»! Весьма существенное значение в дра­ матургическом замысле Островского имеет образ небогатого дворянина Андрея Колычева. К сожалению, Б. Су­ ров совсем не почувствовал «зерна» роли, и режиссер не помог ему в этом. Суров просто «выдает» реплики с раз­ личной (иногда — подходящей) интона­ цией и абсолютно бездействует во вре­ мя пауз. Пусть действие достигает тра­ гического накала при активном (по смы­ слу сюжета) участии Андрея, пусть, на­ пример, Андрей должен сейчас отра­ вить Анну, к которой не питает ника­ кого зла, — Б. Суров просто «при сем присутствует», стоит себе у двери и по­ сматривает... Скажем прямо: это произ­ водит не менее удручающее впечатление, чем решение образа Луизы (в «Мече и звездах») Аникиной. Такие вещи просто недопустимы. После знакомства со спектаклем, в котором есть несколько удачно сыгран­ ных ролей и который самим сюжетом заинтересовывает зрителя, начинаешь задумываться над тем, что через спек­ такль не проходит какая-то одна основ­ ная, все объединяющая мысль, во имя которой из творческого наследия Остров­ ского выбрано именно это произведение. Самое глубокое впечатление среди показанных на гастролях спектаклей производит «Преступление и наказание» (режиссер В. Черников). Само собой разумеется, что никакая даже наиболее совершенная инсцениров­ ка не сможет вместить в себе всего са­ мого главного, что присуще огромному не только по содержанию, но и по объ­ ему роману. Инсценировку С. Радзин- ского, легшую в основу спектакля, вряд ли можно назвать совершенной, тем не менее она дает некоторое представление о тех поистине «проклятых» вопросах, которые терзали и автора, и его главно­ го героя. Не только гуманистическая направленность, но и отчаянный протест против бессовестного мира угнетения и эксплуатации (протест, который явствен­ но ощутим в романе — вопреки реакци­ онным политическим взглядам Достоев­ ского в этот период его творчества) ощу­ тимы в инсценировке. И как раз это составляет основной пафос спектакля!