Сибирские огни, 1958, № 2
— Ничего, заживет. Чистой тряпочкой перевяжи... Я вот что хочу сказать... Живи-ка у меня. Дом в порядке содержать будешь — и все. Кормиться будешь — что еще надо? Тебе хорошо, и мне без забот. Чего молчишь? — Я... боюсь я... — Слышал уже! — рассердился вдруг Григорий.— Сказал, ж и ви— и точка. На чердаке кровать железная валяется,'тащи вон туда хоть — вниз. Постель-то есть? Ну, дам кое-что... Так Аниска стала жить в доме Григория Бородина. В первые дни, подоив и убрав корову, справившись с домашними де лами, сразу же запиралась внизу в своей комнатушке. Сидела там тихо, словно мышь. Потом понемногу осмелела. С хозяином, правда, почти не разговаривала. Но он и не нуждался в этом. Утрами, лежа еще в постели, слушал, как Аниска гремела внизу ведрами, хлопала дверьми, а иногда что-то напевала — слушал, и менее ощущал свое одиночество. Все-таки был в доме живой человек. 4 «Камень с годами обрастает мхом, человек — умом да добром». Гри горий часто вспоминал эту поговорку отца, усмехался, думал: «Ума и ду рак прикопить.может. А насчет добра — ошибся ты, батя. Д а и на черта ли оно, добро, если нельзя, как раньше, пользоваться им?» И еще вспоми нался Григорию хриплый голос: «Каждый живет по своей линии, топчет свои тропинки...» Какую ему, Григорию, выбрать сейчас линию, какую топтать тропинку? Не в коммуну ли? И опять усмехнулся. Но улыбка вы ходила какой-то жалкой, растерянной. Стиснув зубы, он спускался из гор ницы вниз и срывал зло на Аниске, встречавшей его настороженными, как у лесной козы, глазами. . — Чего уставилась? Собирай завтракать. Д а потуши ты свои гла зищи!! Однако потом смутно всплывала у него откуда-то мысль- «Зря ведь накричал на нее. Дом содержит в чистоте, ничего, старается... З а коровой ходит, как положено. Из нее хозяйка бы вроде вышла...» Всплывала — и тотчас исчезала. Была эта мысль похожа на воздушный пузырек, подни мающийся со дна неглубокого водоема. Пока поднимается — виден чело веку прозрачный хрустальный шарик. Но, достигнув поверхности, момен тально лопается — и нет ничего. Занимались и медленно, как бы нехотя, гасли голубоватые летние дни. Зимой время шло для Григория быстрее. Дни были короче, и, ему ка за лось, торопливо мелькали они один за другим, будто надоели им до смер ти морозы и вьюги, и спешат они к заблудившейся где-то весне. Однажды, уже 'осенью, поехал Григорий за соломой. Возвращался поздно. Угасал день, неслышно бросая на землю обильные тени. Черные мазки тянулись от одиноких деревьев, забредших на пахотные земли, походя издали на длинные зияющие пропасти. Из-за леса, закрывавшего деревню, а может, из этих трещин в земле, тек холодок, наплывал запах свежей, только что развороченной плугами под озимый сев земли. Неожиданно заднее колесо слетело с оси, покатилось в сторойу. Когда выпала чека — Григорий не заметил. Тяжелый воз чуть не пере вернулся. Григорий спрыгнул на землю. Поднял колесо, пошел по следу отыскивать чеку. Она валялась недалеко, метрах в двадцати. Вернув шись, попробовал плечом приподнять накренившийся воз, надеть коле со. Но сил не хватало. Он сдвинул на затылок потертый картуз, сплю нул, отошел в сторону и стал думать, что же делать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2