Сибирские огни, 1958, № 2

— Пахать-то — миром, да не пойдем ли по миру? — отвечали иные. Степан Алабугин говорил: — Мне, безлошадному, как сеять? А в коммуне и я с хлебом буду. Григорий прислушивался к таким разговорам, но никогда не ввязы­ вался в них. В горнице на кровати валялся теперь старый и дряблый, как выжа­ тый лимон, отец. Григорий был даже рад этому. Уходя из дома, он запи­ рал двери горницы на ключ и клал его в карман. Утрами, негромко покряхтывая и охая, старик сползал с кровати, по­ шатываясь, шлепал к л-авке у стены, неслышно опускался на нее. Отды­ шавшись, толкал створки окна прозрачно-восковой, дрожащей рукой. Григорий бросал на отца обеспокоенные, тревожные взгляды. Однажды заметил угрюмо: — Простудишься у окна-то. Отошел бы... — Подышать хоть земной свежестью... Старик долго кашлял, дергаясь высохшим, почти невесомым телом. Потом повернул к сыну слезящиеся глаза: — Не бойсь, не выпрыгну... Мне и в дверь-то теперь не выползти... Так что зря замыкаешь... тюремщик. Григорий поднял голову, дернул губой, отвернулся. — Не вороти морду. Правда зенки колет, что ли? — Какой я тебе тюремщик? — проговорил Григорий все тем же го­ лосом. — Именно что... На дверь замок повесить можно. А вот на язык — как? Ты придумай, сынок, — желчно добавил старик. — Батя! — Григорий шагнул еще ближе к отцу, сжал кулаки. — Мне придумывать нечего... Ты вперед меня придумал, когда... мать уморил взаперти... Петр помедлил с ответом, будто никак не мог понять, что такое ска ­ зал ему сын. Потом проговорил спокойно, потряхивая редкими спутан­ ными волосами на острой макушке головы: — Отойди-ка... Сволочь ты, Гришка. Отца родного боишься, жи ­ вешь, как... Старик еще хотел что-то сказать, но закашлялся, махнул рукой и побрел обратно к кровати. Несмотря на этот разговор, Григорий, уходя из дома, по-прежнему замыкал отца. Так было спокойнее. Скоро старику стало хуже. С постели он больше не поднимался. Разговаривали они теперь мало и редко. Только иногда отец спрашивал. — Как там коммунишка-то, не распалась? — Нет пока. — Ага, так... Андрюха все верховодит? — Он. ч. День ото дня старик заметно таял , угасал, как догорающая спичка. Перед самой смертью подозвал к себе сына и спросил: — Снег, что ли, выпал на улице? — Снег. — Я, Гришуха, помираю... Знаю, рад будешь... Григорий промолчал. —- Умереть мне не страшно, пожил, слава богу, — начал опять ста­ рый Бородин, когда понял, что сын не ответит, не возразит. Ж алко вот, что ты остаешься поганить грешную землю. — Не твоя забота,— бросил отцу Григорий. — Ты ведь сын мне, Григорий... Сын все-таки.— Голос старика п р е ­ рывался, дребезжал. В горле его что-то переливалось, рвалось. Он широ-