Сибирские огни, 1958, № 11

Даши-Дондок — он принаряжался у зеркала — застыл, держась за оба конца галстука и не решаясь завязать узел. Рабдан замер, протя­ нув руку к своему стакану. Ну, а Дарима... Дарима покосилась с усмешкой на Даши, покосилась с усмешкой на Рабдана и легким, рас­ считанным движением поднесла кружку ко рту, отпила раз, другой, и щит опал, прогнулся... Ни капли не пролила — вот девчонка! Вот дев­ чонка — бедовая, упрямая, милая, неверная, родная и такая сегодня красивая, в белом платье с красным поясочком... «Кто такая наша Дарима,— спросил как-то Аюр Гомбоич на ком­ сомольском собрании. И сам ответил: — Дарима — это легкомыслие плюс чувство ответственности. Сначала поссорится из-за пустяка, потом давай мириться! Сначала получит двойку, а уж потом садится урок учить... Тот, с кем она дружит, пусть знает: утром он с ней на полюсе, днем на экваторе, вечером опять на полюсе!» Тогда крепко все смеялись. И Дарима тоже. А Рабдан смотрит на нее — бедовую, неверную, красивую! Куда хочешь, зови меня, Дарима, — на полюс, на экватор, в ущелья Алханая, в леса Хамар-Дабана, на дно Байкала ,— пойду, поеду, полечу за тобою, только позови, только полюби... И, пожалуйста, езжай с нами в Нерчинск! Нет, в Нерчинск Дарима не поедет. Это так ясно, так ясно — ей незачем больше повторять это! — Значит, остаешься на ферме? Будешь матери помогать? —- Д а ­ ши осторожно, двумя пальцами подтягивал широкий конец галстука. — Д а , да, как же! — Дарима все пристукивала кружкой о стол.— Останусь я на ферме! Вставать до жаворонков, бегать от коровы к ко­ ро в е— их двадцать у матери! — кормить их, поить их... Вилы в руки — очищай коровник от навоза, подойник в руки — беги в сепараторную... Что ты насвистываешь, Даши, что это за песенка? Даши отвернулся на секунду от зеркала (узел на галстуке был з а ­ вязан геометрически правильно — в форме трапеции) и запел каким-то диким голосом: «Бродяга я, бродяга я». — Индийская кинокартина. В Догойтуе с Митей смотрели. Он снова повернулся к зеркалу, оправляя воротник рубашки. — Вот видите! — Дарима снова пристукнула кружкой.— Вы буде­ те по кино и концертам бегать, а мне что делать на ферме вечерами? Сидеть в юрте рядом с четырьмя тоскливыми старухами, у каждой папироса с икрюк величиной, и все дымят, дымят и по очереди расска­ зывают сказки о том, как черт мельницу изобрел или как шаман на буб­ не на небо летал! Ни за что! Ни за что! — Правильно, Дарима, правильно! Мы же это и говорим: нечего на ферме со старухами, давай с нами в Нерчинск! — Затвердили одно и то же: Нерчинск! Нерчинск! Что же, больше и ехать некуда? Д а скоро ты соберешься, принц! Слышишь, уже поют на улице, праздник начинается! — Дарима оттолкнула Даши от зерка­ ла, вытащила гребешок и стала расчесывать свои тонкие, крепкие волосы. И Рабдан никак не мог отвести глаз от гребешка: «Шепни ей на ухо: «Рабдан тебя любит. Шепнул? Подсказал? Ах, плохой ты союзник, белый гребешок!» — Но если... если ты... не хочешь с нами... на зоотехника... — запи­ наясь, спросил он,— и на ферме не останешься... то куда же ты? — Куда? — Дарима живо повернулась к нему.— Ну, что ты уста­ вился на мой гребешок? Смотрит, смотрит, будто гребешок из золота!— Она пробежала из кухни в комнату.— Вот сейчас узнаете — куда! Щелкнула крышка электролы, тягуче и хрипло повздыхала пружи­ на, прокрутилась, легко постукивая, ручка, и на грустных, тихих волнах