Сибирские огни, 1958, № 11
— Соседские, что ли? — спросил Митя. У него мельтешило в гла зах. — Что ты! — засмеялась Роза, перехватывая пятого или шестого за лямки штанишек. — Все наши, все мамины... Идите вон туда, к сто лику, в наш летник. — Она все еще смеялась, показывая крупные бе лые зубы. — А ну, чубята, за мной! И разом мошкара разлетелась, зажужж ала где-то в доме, а во дворе стало тихо. «Вона отчего пристройки-то! — сообразил Митя, усаживаясь с Даши за круглый стол в зеленом логове. — Ну и оравушка, это сколь одного хлеба поедают!» — Леонид Евсеевич сам строил! — перехватил Даши-Дондок Ми тин прикидливый взгляд.— Все умеет: и плотничает, и машину водит, и сено косит. А ты, наверно, сначала подумал: начальство с портфе лем! Да? И оба засмеялись. Сквозь зеленую прорву, раздвигая ее голыми локтями, протисну лась, с противнем в руках, дородная женщина в цветастом сарафаце. Полное, еще свежее ее лицо было в густой звезди веснушек. — Молодцы, к пирогу угадали! — вместо приветствия сказала она, словно Митя и вчера едал пирог у них в доме, и позавчера, и вообще знал, что сюда можно так просто прийти, и сразу — на тебе — на стол пирог выставят! А Митя беспокойно подумал: для себя пекли, ишь, ртов сколько, а тут еще мы приперлись! Но следом за матерью протиснулась сквозь кущу Роза с другим противнем и поставила его рядом с первым посреди стола, и вот на столе два толстенных пирога, два загорелых степняка, пышущих ж а ром, как степь в полдень... «Неужели зараз съедят?» З а Розой, воробьем из ветвей, выскочил тонкий бровастый парниш ка. Он нес ведро молока. З а ним чередой, словно играя в какую-то бес конечную игру, и все остальные «чубята». И у каждого с собой здоро венная кружка, а у кого и по две — для гостей, для отца — его тоже ждали к обеду. Мать ножом, похожим на тесак, разделила пироги на обоих противнях. Кусищи получились такие, хоть нагребай лопатой. Роза разливала молоко по кружкам уполовником, как суп. Пироги бы ли знатные, с сытной начинкой (кусочки рыбы горбуши вперемежку с луком и рисом), а молоко, только с удоя, отдавало пахучей хлевной теплынью. Ели и пили чубята на весь разлет, взапуски, но чинно, акку ратно, так что и крошек на столе почти не было: пирог в одной руке, а другая — на подлове,. чтоб рассыпчатая начинка не просеялась. Аппе титно ели, даже черемушнику и тополькам невтерпеж становилось: они запускали зеленые лапы в пироги, обмакивали остроносые листоч ки в белое пахучее молоко. В разгар обеда пришел сам Чубов, нисколько- не осердился, что у них гости-едоки, но только сразу, как уселся, спросил: — Был кто, спрашивал? И уж очень востро взглянул на жену. — Ешь да пей, — подала она ему пирог и кружку, — найдут Чу- бова, коли кому нужен... В тот раз, когда новоселов сразу с поезда принимали в райиспол коме, Митя сидел поодаль и толком не разглядел секретаря, а теперь не знал, что и думать: то ли он бурят, то ли русский. Обличьем русский: сухощавый, смугловатый, глаза темные и очень блестящие — оттого, что белок чистый, ровно молока туда плеснули. Нос тонкий и кончик вздернутый. Одно путает Митю: заговорит Чубов
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2