Сибирские огни, 1958, № 11
русских? Что они задумали? Войти или не войти?») И Рабдан то брался за ручку двери, то отпускал ее. — И верно («Этот густой бас, похоже, Родиона Простокишина — мужа Павлы Марковны!») Бурят-то этот шумливый-говорлиЕый что из себя начальника строит, в коляске Афанаса катает, бурятской вод кой потчует... Чем не жизнь! Негоже это дело, Афанас, не за тем сюда ехали! — Так это же пустяки сущие, — быстро ответил Петрищев, — ка кая тут прибыль! Попользовал бурята маленько, разбогател я с того шибко! А потом как их понять? Сегодня потчуют, завтра, глядишь, по шеям дадут... Степ! Петрищев снова заходил по комнате, заскрипел половицами. — Д а нет, Афанас, — помолчав, сказал Простокишин, — за твое го Бимбаева гроша не дам, а Доржиев — чем плох? Хозяин серьезный, в крестьянстве разбирается... Колхозный воз не под гору — в гору та щит... Чтоб на трудодень девять рублев положить, он, видать, не один год тужился! Ну, и к людям — с душой... Вона как нас здесь встрети ли: и корову, и поросят, и участок, хлеба по два, кому по три куля, многосемейные почти все в новые дома вселились... — Нахваливай, нахваливай. И свой дом тебе уступил! — ввернул Петрищев. — Уступил, — согласился Простокишйн, — сам в старой избенке живет. Что ж, спасибо! Д а и не один Доржиев такой. А Базарон? Не шибко нежный, да зря не ругается, за дело болеет! Врачиха тут, бу рятка, по-русски лучше нашего толмачит, с пониманием... Почему же по шеям? Нехватки, конечно, есть, а где их нет? Вот баньку никак пред седатель не хотит строить — это действительно... Уж корил его... — Это-то верно, — сказала Павла Марковна, — и с детским садом не торопятся. А у нас маленьких трое. — Вот видишь! — подхватил Петрищев. — У них же на первом плане не люди — овцы. А что, если с детьми беда приключится? Кто в ответе? Опять же, как русскому человеку без бани? Нам без бани — смерть. Попариться, веничком похлестаться... Как же без энтого? Вот в том месте, в геопартии, детский сад— огромадный дом, деревца, кустики, травка. И баня — так баня: полоки чуть не с версту! «Вот уговаривает! Вот уговаривает! Сад, баня...» Рабдан хотел со рваться и бежать, но что-то удерживало его, будто ухватился рукой за оголенный провод... . Ему надо было услышать Митино слово, Митин голос. До тех пор — не уйти... — Огурцы с топорище, полоки с версту, — сказала между тем Простокишина, — глаза-то у тебя, когда глядел, не с тарелку были? Ври, парень, на обед, да покидай и на ужин! — Ох, Афанас, — поддержал жену Простокишин, — долго ж тебе на тех полоках хлестаться придется: много на тебе грязи налипло! — Ну, ничего, — отшутился Петрищев, — вон Павлу Марковну в помощь позову спинку потереть, — грязь мне спустит, как шкуру с овцы. Ну, так как же, други? Лиходеев-то со мной в полном согласии... Уж вы, братцы, не подрывайте! — Лиходееву-то, одинокому, что? — сердито возразила Простоки шина. — А у нас четверо... Уж и расписал ты этот рай! А глядишь — дым густой, да обед пустой... — Д а хошь там и рай! Не дело задумали... — твердо сказал Роди он Простокишин. — Нет, не Дело... Нельзя так: только где шумнуло да пугнуло — крылья распускай, да в лет! Нет, мы с Павлой на это несо гласные... Мы степную эту землицу своими руками тронули, нам рас
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2