Сибирские огни, 1958, № 11

бумаге: — Вот возьми, спрячь, когда уеду — посмотришь... Ну, садись, же, Митя! И снова будто одни мягкие знаки в его имени. Ни разу никто так не выговаривал его имени, даже маманя. И ему хочется сказать ей что- то теплое и доброе... — А ты., ты — яблоко в снегу, — говорит он и ' садится за голу­ бым кольцом цветов. — Дразнишься. Кто сказал? — Рабдан говорил... — Вот вчера видела твоего Рабдана, не знала — отругать следова­ ло. — А узкие ясные черные глаза Долгор смеются, смеются... — Это не он, это меня так Аюр Гомбоич прозвал... Она сорвала высокий стебелек, многоэтажно увешанный легкими голубыми цветами, голубизна их светилась, и свет словно бы шел изнут­ ри, из глубины цветка, будто в каждом цветке, в сердце цветка сидело по маленькому солнцу. Долгор, глядя на цветок, вдруг запела, взяла песню рывком, сразу полным голосом — голосом неправильным, угловатым и сильным, как река на перекате. Мелодия — однозвучная, протяжная, грустная, вере­ ница непонятных и трогающих сердце слов. «Что за песня?» В дымчатом небе, высоко-высоко, летит орел, легко и свободно ма­ шет черными скобками крыльев. А ниже, над самой головой, быстро чиркая воздух, проносятся жаворонки, трепетно бьют крыльями, словно пронзенные болью, словно манит их враз и небо и земля, и то нежно высвистывают, то прерывисто стрекочут, а то запоют — призывно, на­ стойчиво, страстно... Не одну ли песню поют с Долгор маленькие степные птицы — пес­ ню о неоглядной степи, об орлином полете, о белом бессмертнике и го­ лубом светящемся цветке, песню грусти и ожидания... Вот — и даже слов знать не надо! Долгор так же, как начала, на полном голосе обрывает песню, буд­ то река рухнула вниз по каменьям. Она тихонько, двумя пальцами с неровными ноготками, обрывает со стебелька один цветочек и подно­ сит к губам тонкий, как пушинка, черешок. Молочно-белые капельки булавочными головками застывают на ярких губах. — Попробуй, Митя, это молочный цветок — так в степи назы­ вают... Долгор срывает второй цветочек. Митя чувствует почти неслыш­ ное прикосновение цветка и несколько сладковатых капелек на языке... А лицо Долгор так близко, так близко... Едва-едва — точно прикоснове­ ние цветка — касается она его лица одной щекой, затем другой — щеки тугие, ясные, прохладные, как те осенние яблоки в тети Лидином саду... И вдруг быстро на короткое мгновение губы Долгор касаются его губ, и Митя не сразу понимает, что это не цветок, а теплые, мягкие, пахну­ щие сладковатым цветком губы... А Долгор уже нет рядом с ним, она вырвалась из голубого коль­ ца; маленькие расписные гутулы крепко поставлены в стремена, паль­ цы с неровными ноготками держат повод чалой лошадки. — Куда же ты, Долгор? — Я приеду, я приеду еще... Митя! И чалая лошадка мчится уже где-то внизу, под сопкой. Было ли все это: полет орла, трепетание жаворонков, степная грустная песня и первый в жизни поцелуй! Или он спал сладким сном в пахучих травах, и степной цветок поцеловал его в губы? 4. «Сибирские огни» № 11.