Сибирские огни, 1958, № 11
Но тут их, как степной ветер, настиг Бимбаев. Лисья шапка-мэлгэй сидела у него на голове набекрень, и длинный подпалистый мех торчал во все стороны, как рыжий нечесанный волос. — Постой-ка, Рабдан! — Вид у Бимбаева был важный и значитель ный. — Слышал, я крупное назначение получил?! Председатель понял надо авторитет руководителей поднимать! Начальником поставили. Что теперь делать буду? — Он, видать, ожидал расспросов, но Рабдан мол чал. — Как, спрашиваешь, случилось? Председатель меня у директора школы выманил! На пункте стрижки командовать буду. Двадцать пять тысяч баранов стричь — это как понимать? Стригальные аппараты про верить надо. А? Ножницы чтоб были, шпагат, разное-всякое! А? Весы чтобы нормальные были? По такому случаю как не выпить маленько? Митя поморщился: палец корежило и мяло, как в тисках, ломило всю руку, аж до предплечья. «Привязался, толстяк... Еще водочку начнут тут распивать, а ты жди, мучайся!» — с накипающей злостью подумал Митя. А Бимбаев меж тем сунул сжатый кулак в карман халата и стал оза боченно ворошить там что-то, глаза же его — Митя видел — нацелились на пачку денег в руках у Рабдана. — Это у тебя по двадцать пять? Как раз не хватает! После полу чишь. — И он ловко выхватил из пачки синюю бумажку. На крыльце сельмага он неожиданно повернулся, словно вспомнив что-то: Это как... в юрте-то... все в порядке, а? Ничего нового? Про отца ничего. Моя-то бумага скоро подействует! Ну, бабаю скажешь: Бимба на пункте начальником, пусть гонит овец, все в порядке будет! Рабдан, не отвечая, привязывал коня. Когда они вошли в магазин, Бимбаев, подмигнув, проскользнул ми мо; из косого кармана халата, подобно птенцу из гнезда, торчала корич невая головка литровой бутылки. «Сейчас Рабдана с собой уведет», — встревожился Митя. Но Рабдан — молодчина! — посторонился от грязно-серого халата, пропустил толстяка, быстро прошел к прилавку и единым духом выпалил что-то по-бурятски продавцу. Простоватый и разговорчивый, не в пример многим другим бурятам, продавец — тощий, большеротый, суматошный — выкладывал^ на прила вок серые шершавые пачки с солью, мягкие, словно из желтой ваты, па кетики махорки, здоровенные, прямо как куски чугуна, пачки кирпичного чая. Все это Рабдан сбрасывал в свой полосатый мешок. А на Митю любовно поглядывал с полки всеми своими перламутро выми глазками-пуговками черный красавец баян. Митя боялся по дойти к нему, но и спиной чувствовал его веселые и ^лукавые взгляды. Попросить, что ли, продавца, попробовать разок-другой — «Ермака» или «Стеньку Разина»... Куда тут — с пальцем этим! Д а и не к чему себя дразнить, расстраивать. Все равно, что торчать в комнате, в которой жить не будешь! Две тыщкГ! Ого-го! «Баян купишь», — посулил предсе датель. Хоть бы вон ту коричневую тужурку за девяносто рублей. Что же, Митя, идти тебе в чабаны или погодить, поприкинуть? Рабдан расплатился, закинул мешок за спину и, слегка кивнув Ми те: «Иди за мной!» — пошел к выходу. И вдруг — точно его ухватили за кушак халата, он споткнулся и задержался у порога. А все из-за чего. Из-за ерунды какой-то, болтун продавец окликнул: • — Чего молчишь-то, Рабдан? Кому белую гребенку дарил? Понра вилась твоей девушке, а? — И тщедушный продавец залился дробным смехом. Рабдан с силой встряхнул матрацовку и прыжком выскочил за дверь. Он перебросил мешок через седло лошади и вновь молча повел ее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2