Сибирские огни, 1958, № 11

заправлены в сапоги. И зачем сапоги? В машине можно бы и в бо­ тинках! Митя перевел глаза на Базарона. Тот рядом с Доржиевым выгля­ дел угловатым, неуклюжим в зеленом брезентовом плаще с капюшоном, в гигантских резиновых сапогах... А квадратное лицо с широким тяже­ лым подбородком — сумрачно и неприступно. Митя, забывшись, опустил руку и чуть не заорал от боли: палец будто захватило клещами. В это время, прошелестев по ступенькам мягкими сапожками-гуту- лами1, проворно сбежала с крыльца девушка-бурятка. Девушка подала председателю ворох бумажек. Пока тот, все так же сидя на приступке машины, перебирал и подписывал листочки, она искоса поглядывала чер­ ным глазком на Митю. А он, хоть и невтерпеж от боли, все-такй запри­ метил, что девушка ростом маленькая и что на голове у нее белая, точно ком снега, барашковая шапка, а из-под шапки торчат озороватые, чер­ ные, как уголь, косички... И что гутулы на полненьких ножках желтые, в пестрых узорах — тоже заприметил. Митя отвел глаза, подобрал руку, боль в пальце поутихла. А когда снова глянул на то место, где стояла де­ вушка, ее уже не было. Митя рассердился на себя: о чем же говорит председатель? Прослушал Митя, прослушал! — Сенокос-то совсем скоро, трава в Хугоче и Шивие хорошо подня­ лась. Еще две-три недели — и косить можно. Ну, а пока трава подрастет, другое дело есть: строить надо. Теплые кошары строить, чтобы ягнята не мерзли, дома строить, чтобы людям свой угол иметь. Это как — ладно говорю? Петрищев, склонив голову набок, постучал палкой о перила, взмах­ нул узелком. — Ладно-то ладно, только вот что, председатель: без передышки, что ли, греметь? Приехали — ни одного выходного, по четырнадцать ча­ сов дуем... Горбушка, небось, не железная! — Верно говорит, — услышал Митя нерешительный голос отца. — Тяжеловато все же приходится. — Отец, в поисках поддержки, огля­ нулся на Простокишиных. Те молчали. Зато отозвался голос из-за крыль­ ца — голос тонкий, дребезжащий, словно жидкий подпев старой бала­ лайки: — Ишачить надоело. Надоело. Не за тем ехали. На производстве — как? Восемь часов отработал — раз. За сверхурочные гони рублики — два. Отпуск — три... А это что — каторга получается. Да, каторга! Митя, не оглядываясь, знал, что говорит старик Лиходеев, которого в леспромхозе все звали Гераськой Чалым — за седые, с рыжей про­ меткой волосы. Он приехал вместе с ними, один — «вековечный бобыль и странник» (так он сам про себя говорил). Митя видел, как передернулось хмурое лицо Базарона, как он в три затяжки докурил цигарку и шлепнул ее оземь, придавив резиновым са­ погом. — А тебе что — золотую тарелку обещали? И серебряные ложки? Как какой-нибудь старый лама, жить хочешь: по юртам ездить, араху пить, на чужой кошме спать? Он что-то отрывисто сказал по-бурятски, поднялся и пошел в кон­ тору. Доржиев проводил его взглядом, неторопливо спрятал трубку в карман пиджака. — Табак-то у Бимбаева слабый, не накурился. Махорка лучше. Зимогоров медленно, нерешительно шагнул к «победе», протянул 1 Г у т у л ы — сапоги из овечьей кожи.