Сибирские огни, 1958, № 11
говорили: лучше пусть переломится кость, нежели честь! Понятно гово рю? Семь лет учил, понятно должно быть! Он задумчиво перебирал четки из крупных кораллов-моржанов. — Еще вот дело какое... Русские приехали, дети у них, школу рас ширять будем... Трудно им поначалу, степь чужая кажется... Хорошие люди приехали, нужные... Хозяйство у нас большое, а людей мало! Д е сятки тысяч овец, а пасти некому! Теперь с новоселами рука об руку бу дем наше хозяйство двигать. А у вас, у молодых, будут новые товари щи, новые друзья! И надо так сделать, чтобы полюбилась им наша степь, на всю жизнь полюбилась! Подружитесь с ребятами, поговорите, стари ки не сумеют — вы сумеете. Понятно говорю? А когда прощался, спросил: «Ну, а в праздник кто отличится? Кто из вас на бегунце себя покажет? Рабдан? Даши-Дондок? Я для скачек толстый стал, по-стариковски из лука буду стрелять». И все они взглянули на знаменитый лук Аюра Гомбоина. Красиво изогнутый, искусно склеенный из пластинок бычьего рога и тонких поло сок дерева, он сейчас мирно висел над письменным столом... Да , ведь праздник скоро — в конце месяца... Забыл деда спросить — разрешит он на его коне, на шалом Боршагры, состязаться? Расстро ился дед — сегодня об этом ни слова. Завтра уж в степи спросит у него. Вот он тихо лежит — маленький, сухой, уткнул бороденку в крас ную наволочку, совсем мало места занимает... Спит, словно и не дышит. Ж аль и его, и мать, а что делать? Все же месяц Рабдан проживет здесь, поможет... Он бы и совсем остался, если бы не Дарима. Она поедет, а ему оставаться? Нет, нет! Они будут учиться вместе целых четыре года, а потом вместе вернутся в колхоз, а потом... Как же все-таки смешно получилось с белым гребешком! До послед него дня лежал он на полочке, сияя золотой извилиной-полосочкой. Уж и авторучку давно взяли, и варежку, и даже пуговку. И вот, как сдали английский, подошла Дарима с Розой к столу находок. «А может все- таки твоя, ты приглядись получше!» Дарима посмеялась, повертела гре бешок: «Ну, раз никто не берет, значит моя». И вот белый гребешок — подарок Рабдана — у нее в волосах! Никогда, никогда она не узнает, как попал к ней гребешок — он сам ни за что не расскажет. Но Рабдан чувствует: что-то случилось такое, что связало их друг с другом... Тихо встала мать, вышла, оставив дверь чуть приоткрытой. Мельк нули черные взлохмаченные тени Нойёна и Шоно. И вот в юрту со свет лого неба заглянули звезды — синие, любопытные, тревожные. Одна звезда, словно карманный фонарик, зашарила глазом по юрте: то вспых нет, то погаснет. Другая звезда — как фара летящей с крутой сопки ма шины. Куда, в какие края несется она? А что случилось с той, третьей звездой? Она словно мчится в мучительном раздумье, пытается раздво иться и никак не может — ох, как, должно быть, ей больно, как она стра дает и ничего не может с собой поделать — рвется напополам — и все! А хорошо, что Дарима взяла белый гребешок! Новоселы Митя Зимогоров вышагивал рядом с отцом по широкой улице Улан- Шибири. Отец ступал тяжело, устало, всем телом падая на ноги; на ли це его, беспорядочно обросшем клочковатой бородой, свинцом застыла тяжелая дума. Сколько уж лет видит Митя эту думу на отцовском лице! Вот уже две недели, как они на новом месте, в бурятском колхозе, а у отца хоть бы на денек лицо посветлело. А Митя идет весело и легко, и сам не знает, почему его радует каж дый пустяк: вскипевшее, точно намыленная мочалка, облако на небе,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2