Сибирские огни, 1958, № 11
Рабдан, орудуя длинным шестом-баганой, прикрыл войлоком ды моход. — Завтра отдыхать будешь, штолича, — ворчливо спросил дед, сбрасывая гутулы, — или со мной поедешь? — С тобой, аба, — ответил Рабдан, — конечно с тобой! Звуки ночной степи свободно и властно врываются внутрь юрты •сквозь тонкую кошму, — звуки живые и смутные, понятные и загадоч ные, неотделимые от твоего детства, твоей жизни, твоей судьбы. Конь вздохнул у загона — может, вспомнил сегодняшний путь от Улан-Шиби- ри? Овцы заворочались, застучали копытцами, примолкли — приснился жестокий январский шурган? Ветер широкой и звонкой струей прошел над степью, тронул быстрыми пальцами телеграфные провода, и они за гудели, страстно, тоскливо, словно коснулся их гигантский смычок... Нет, не ветер это и не провода — это промчался по степи поезд с гудящим па ровозом, и будто вся степь — все пади, озера и травы — откликнулись ему звериными голосами... Унесся ветер, и медленно, неохотно замолка ют певучие й дикие степные голоса, и где-то уже на окраине степи при зывно гудит волшебная труба паровоза... А в самой юрте — на широкой кровати, рядом с дедом, — тепло, по койно; в уютной круглой темноте — знакомые с детства вещи: распис ные, с простым и ярким тибетским узором шкафчики; швейная машин ка на маленьком столике; ступенчатый шкаф-ящик (крохотный храм — дацан), где годами живут медные боги-бурханы, поглядывая на жерт венные чашки-тахилы и серебряный молитвенный колокольчик — хон- хо... Давно Рабдан не был дома, а все здесь без перемен, как год, два, как пять лет назад... И старый отцовский чемодан с книгами на своем месте под койкой... Почему же Рабдан не может уснуть сегодня? Ведь все хорошо: экзамены сданы, не надо возвращаться в школьный горо док. Пусто сейчас там — интернатцы разъехались по улусам, по фермам. Бимба, наверное, уже свернул матрац, одеяло и подушку на его койке. Бимба... Всегда он с Рабданом ласков, всегда к нему с улыбкой (а с дру гими груб и заносчив!). Впрочем, чему удивляться, ведь он старый това рищ отца. Сам твердит про это, не боится... Сегодня утром зашел он в интернат, Рабдан был в умывальной, и Даши тут же ожидал его. Бимба сел на табуретку посреди умывальной: «Молодец,. Рабдан, учиться едешь, большим ученым станешь, Москва признает... Мой друг Тудуп — отец твой — тоже шибко ученый был! У, богатая голова... Ну, так и не слышно про отца ничего? Ни одного слова? Ая-яй! Когда писали? Д ав но? Нехорошо! Весной писали? И тоже ничего? Еще писать надо! Я сам возьмусь, крупное письмо напишу! Не может быть, чтоб такой ценный человек совсем пропал! Ну, идите, директор зовет, поговорить хочет...» Вздохнул, потоптался и пошел себе... А они вчетвером — Рабдан, Даши- Дондок, Роза Чубова, Дарима — бегом к директору. Они сидели все четверо на диване; директор расхаживал по про сторной комнате, покуривая трубку из березового корня, и разговаривал будто не с ними, а с диковинными своими вещами — то с каменным на конечником стрелы, то с широким бронзовым мечом, то с тибетскими ру кописями, разбросанными на письменном столе. — Много еще дел осталось... Музей осенью придется открыть... Жаль, кое-кого не будет... Ну, что сказать? В старину в степи так гово рили: без свечи юрта черна, без молока чай черен, без доброй воли по мыслы черны... В людей верить надо! Еще что? Когда стол находок орга низовали — не сразу привыкли,- а потом даже пуговицы класть стали; лавку без продавца устроили, сначала убыток был, а потом каждый день по пять — десять копеек лишних... Ну, в жизни не всегда легко честным быть: дурной человек встретится, соблазн бывает... В степи как раньше
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2