Сибирские огни, 1958, № 11
ной верблюд, кашляет... Вот Рабдан школу кончит, помощником станет: парень здоровый, голова тоже — не котел пустой, и язык — не шаман ская погремушка! Только бы насчет города дурь из головы выкинул! Юндунов снова взялся за кисет, набил трубку, прислушался. Сухое, морщинистое лицо его тронула улыбка. Среди ночного шелеста, дремот ного бормотания степи различил он знакомые, родные звуки... Да, кто-то скачет со стороны колхоза сюда, к юрте, затерянной в степной пади в редком березняке. Уже близко всадник, вот спрыгнул с лошади, привязал ее у загона. Собаки молчат, не трогают — свой! Ну вот, дождались парня — вместе ужинать будем! — Мэндэй1, аба! — Мэндэй!' Рабдан сел на широкий подмосток рядом с дедом. Тотчас же вошла мать, в руках у нее подойник, в подойнике по ленивой поверхности теп лого густого молока играют крупные искрящиеся пузыри — будто озеро под дождем! Мать бросила в котел с кипящим чаем горсть соли, подождала не много и слила в котел из подойника добрую треть молока. Котел мгно венно замолчал, словно насытившееся брюхо. Зато ревниво заурчал и забулькал другой котел. Бальжит помешала суп плоской деревянной ложкой (шанага) и налила мужчинам в глубокие тарелки горячую гу стую лапшу. Упругие и длинные, как аркан, лапшинки обвивали мелко нарезанные кусочки мяса — черные острова мяса в желтом море лапши! Эти острова куда вкуснее тех, что на карте! И гораздо приятней ору довать ложкой дома, чем указкой в школе! Бальжит и себе налила супу в деревянную чашку и пристроилась на сундуке по ту сторону очага. Она ела бесшумно, потихоньку, насторо женно поглядывая — не протянется ли через очаг рука с пустой тарел кой. Мужчины не торопились: хлебнут три-четыре раза супу, положат ложки и берут из миски по здоровенному куску мяса. Встанут, бросят обглоданную кость за дверь собакам и снова принимаются за лапшу. Зашумел котел с чаем, истемна белые волны забились о берега чер ного котла. Старик доел лапшу и отставил тарелку — нет, сегодня ему больше не хочется. Бальжит поварешкой налила ему чаю в высокую, с мохна тым цветком, фарфоровую кружку. А Рабдан принялся за вторую пор цию супа — как же вкусна еда со своего очага, в родном тепле дедов ской юрты, пусть не обижается добрая интернатская повариха! Но вот дошла очередь и Рабдану чай пить. Мать раскрыла дверцы расписного шкафчика, и на табуретке перед Рабданом появились блюд ца с толстым узорчатым печеньем, розовой слипшейся карамелью и су хим пористым творогом, похожим на кусок застывшей пены. До чего же хорошо сидеть в родной юрте, пить крепко заваренный пахучий чай, из которого подмигивают тебе золотистые зрачки жиринок, набирать ложеч кой на кусок хлеба желтоватую сладкую сметану и знать, что завтра уже нет ни уроков, ни консультаций, ни повторений! — Ну, — дед допил третью кружку; на дцце и на лбу у него в глу боких морщинах-бороздах блестящими ртутными шариками собрались капельки пота, — значит, теперича все кончил? Все? — Дед, по привыч ке, в бурятскую речь вставлял русские слова. — Все, аба, — Рабдан достал из кармана брюк свернутый в трубоч ку листок бумаги. — Вот, получил, сам директор выдавал... 1 М э н д э й , м э н д у — здравствуй.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2