Сибирские огни, 1958, № 11
ские самого разного обличья. Ими рас поряжался человек в солдатской шине ли, по-видимому, унтер-офицер. Приняв ■пакет, он передал препроводительную чернявому казачку. Тот прочитал бума гу, сделал запись в своей ведомости и сказал мне: — Пойдемте! Из караулки двери вели направо и на лево. Мы прошли через дверь направо в длинное мрачное помещение с бревенча тыми, черными от грязи и копоти, сте нами. Под самым потолком видны были узкие, похожие на щели бойниц, окош ки, забранные железными решетками. Вдоль стен и посредине помещения тянулись ряды двухэтажных нар. Их разделяли неширокие проходы. Средний ряд нар был не только двухэтажный, но и двойной: люди лежали по ту и дру гую сторону их, головами друг к другу. Все вместе нары были рассчитаны чело век на полтораста. Узкие окна вверху давали слишком мало света, и в поме щении стоял сумрак. ^Зто и была пересыльная гауптвахта № 2 — бывшие конюшни 19-го полка. Чернявый казачок указал мне место внизу среднего ряда н а р , почти в его конце. Поставив сундучок под нары, я опу стился на доски, отполированные до тусклого блеска многими моими пред шественниками. Казачок присел тоже и протянул мне руку. — Ну, здравствуйте! Теперь мы мо жем немножко и поговорить: сейчас все на прогулке. Это отделение — солдат ское, налево от караулки — офицер ское. Тут нам с вами пока и жить. Что дальше будет — увидим! Кормят хоро шо: рядом сербский батальон — у него собственная кухня, а на гауптвахте бе лые держат и своих провинившихся офицеров и солдат. Так что еду одина ковую для всех приносят оттуда... Я здесь вроде писаря. Один раз помог на чальнику караула разобраться в канце лярии, после этого и пошло: сменяется караул — старый караульный началь ник передает меня из полы в полу ново му. Пожалуй, теперь никто и не думает, что я арестованный. Не то давно бы мне быть в концентрационном лагере. Что значит — писарь! — и чернявый каза чок, значительно тряхнув чубатой голо вой, рассмеялся. Он рассказал мне, как после контр революционного переворота бежал в ста ницу к отцу. Там его хотели схватить ночью казаки-богатеи. Ему удалось неза меченным выскочить в окно на задний двор и вывести коня за огороды. Он об вязал конские копыта кошмой от потни ка и без седла помчался в темноту. Но его все же поймали и, отхлестав нагай ками, доставили в Омск. ...Уже с первого дня я вошел в курс жизни гауптвахты. В солдатском отделении сидели крас- 10. «Сибирские огни» № 11. ногвардейцы и красноармейцы, милицио- неры, дезертиры — молодые солдаты и казаки, составлявшие большинство зак люченных. Одни жили здесь неделями и месяцами, другие два-три дня, а иные— только ночь. В офицерском отделении я почти не бывал, потому что не хотел наткнуться на опасного «знакомого». Но, встреча ясь кое с кем из его обитателей на про гулках, я знал, что там делается. Со став арестованных в этом отделении то же был неоднородным. Наряду с людь ми, работавшими в советских органах, там отсиживали свои короткие сроки бе лые офицеры за дисциплинарные про ступки и за пьяные дебоши. Случалось также, что офицер, сегодня караулив ший нас, назавтра попадал на гауптвах ту как арестованный. Иногда на гаупт вахте временно держали белых офице ров и по более серьезным причинам, по ка шло следствие. Охрану на гауптвахте несли мобили зованные через квартальные комитеты жители города из самых разных слоев: от мелких служащих и лавочников до профессоров. Ядро же состояло из не скольких старослужащих унтер-офице- рсв-добровольцев во главе с начальни ком караула. Очень разные люди попадали на пе ресыльную гауптвахту в оба ее отделе ния и в число ее караульных. Такой жи вой калейдоскоп на отдельных примерах в малом показывал большое, общее: всю противоречивость тех дней, человеческие души вплоть до их тайников. Большинство сидевших в солдатском отделении составляла молодежь — де ревенская и городская с рабочих окраин Омска. Это были или дезертиры, или отказавшиеся из принципа идти по мо билизации в белую армию. Состав их менялся очень быстро, но они всегда преобладали. Это говорило яснее слов о настроениях сибирской деревни и город ских рабочих. Среди таких «отказчиков» были и молодые казаки. Не забуду казачонка, почти подрост ка, с косым разлетом темных бровей. Рассказывая, как отец сам привел его к карателям и выдал им на расправу за то, что ^ он не хотел отправляться на сборный пункт, казачонок приговаривал сквозь злые слезы: — Погоди, старый пес! Я воробьиш ка на сто шагов пулей с забора сши баю! Я тебя, как воробьишка!.. Другой молодой, довольно интелли гентный, казак Зьгрянов в первые дни переворота вступил добровольцем в от ряд атамана Красильникова. Увидев на деле, какую «свободу» несет атаманщи- на, он дезертировал. Через месяц его выловили, и вот он здесь ждет решения по своему делу. Он носил длинную ка валерийскую шинель, фуражку с голу бым околышем, из-под которой выби вался чуб. Высокий, с юношеским, чуть
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2