Сибирские огни, 1958, № 11

постели. В нескольких местах вскрыли доски пола. Оказывается, Кухтерин в горячечном бреду вообразил, что в палате мы пря­ чем оружие вплоть до пулеметов. На 'следующий день мы узнали, что он в ту же ночь попробовал проделать нечто подобное в офицерском отделении госпиталя, спьяна приняв раненых бе­ лых офицеров за большевиков. Офицеры до полусмерти его избили и истоптали ногами так, что Кухтерина еле живого унесли на носилках. Нам удалось передать на волю сооб­ щение о действиях этого мрачного него­ дяя. Председатель Совета профессиональ­ ных союзов, полулегально еще сущест­ вовавшего тогда, М. Белкин организо­ вал протест рабочих по поводу этого зверского избиения больных арестован­ ных. Через больничную кассу, секрета­ рем которой в то время был В. И. Пету­ хов, подпольный Красный Крест оказал нам большую материальную помощь. Но эсеро-менынев'истские власти так и оставили белогвардейского палача в покое. ...В госпитале нам удавалось получать газеты. В органе омских кадетов «Си­ бирская речь» я прочитал отчет о За­ падно-Сибирском съезде ка-де. Доклад делал их лидер Шардецкий. Особенно примечательным было его заключитель­ ное слово. Оно навсегда отпечаталось в моей памяти. — Меня обвиняют в излишней мяг­ кости к большевикам. Но если я говорю петля, то не все ли равно, из чего она— из пеньки, из джута или из проволоки? Я говорю — петля! ...Мне становилось лучше. Но пред­ стоявшая после окончательного выздо­ ровления перспектива — тюрьма или концлагерь — не очень улыбалась, тем более, что сейчас особенно распояса­ лась неприкрытая белогвардейщина. Стремясь как можно больше подорвать своими кровавыми действиями «бледно- розовый» эсеро-меныпевистский режим, бело-черные банды Анненкова, Красиль­ никова и прочих малых атаманов тво­ рили, что хотели. Давно уже были разоружены фрон­ товики и рабочие, на первых порах об­ маном втянутые эсерами и меньшевика­ ми в вооруженную борьбу против Совет­ ской власти. Их арестовывали, пороли в контрразведке и расстреливали. По деревням, не желавшим давать свою молодежь в белую армию, волчьей стаей рыскали черные гусары Анненко­ ва, голубые уланы и егеря Красильни­ кова. На деле эсеры и меньшевики опи­ рались теперь на атаманщину, а та го­ товилась выбивать их «с кона». Давно уже лопнул мыльный пузырь «советов без большевиков», оставив непроходя­ щий запах трупов и казачьих конюшен... Надо было задержаться в арестном отделении военного госпиталя, пока не удастся подготовить с воли побег. Пер­ воначальный план переплыть реку, об­ манув бдительность часовых, сорвался: после истории с Кухтериным к берегу нас. и близко не подпускали. Кто-то из арестованных посоветовал мне «налечь» на температуру, искусст­ венно повышать ее. Было два способа: опускать термометр в неслишком горя­ чий чай или натирать кончик термомет­ ра., где ртуть, чем-нибудь шерстяным. Последний был удобнее: ведь контроль­ ное измерение температуры делалось обычно в кабинете врача. Можно было незаметно сукном халата тереть термо­ метр, делая вид, что придерживаешь его под мышкой. В это время нас обслуживал молодой военный врач Пенкман. Несколько раз операция с термомет­ ром сошла удачно. Но как-то, когда: Пенкман посмотрел на термометр и на температурный листок, я уловил в угол­ ке его сощуренного глаза лукавую искру: — У вас — скверная форма маля­ рии. Он прописал мне хинин, которого я так и не принимал. На этой «малярии» я с молчаливой помощью Пенкмана продержался в гос­ питале лишних две недели. Н. Егоров обещал вскоре достать ли­ повый документ. Надо было разработать план вывода меня из госпиталя. Но пребывание в госпитале оборва­ лось неожиданно. Меня вызвали к сле­ дователю. Допрос происходил часа в два дня в том же кабинете врача. За столом сидел незнакомый студент, по-видимому, еще недавно офицер или юнкер, с зарубце­ вавшейся круглой дырой в центре ладо­ ни правой руки. Фамилия его была Зо­ рин. Я стоял у его стола, зябко запах­ нувшись в халат, с грустным видом, как заправский малярийный больной. Судя по вопросам, которые он мне задавал, я понял, что ему совершенно неизвестны материалы моего допроса чешской контрразведкой. Я снова стал разыгрывать уже при­ вычную роль вполне легального, ни в чем не повинного студента-юриста чет­ вертого курса. Свой арест я объяснял роковым недоразумением и сведением чисто личных счетов. Должно быть, я играл свою роль не­ плохо, так как Зорин смотрел на меня с таким искренним сочувствием, что ста­ новилось даже неловко. Наконец, он предложил мне подпи­ сать протокол допроса, что я и сделал с большой охотой. Подавая мне на прощание руку, он сказал: — Коллега! Действительно, это дикое недоразумение. Я сегодня же доложу ваше дело следственной комиссии. Даю