Сибирские огни, 1958, № 11
ком и черными с проседью, «по-вильгель- мовски», вздыбленны т пиками уоов. Он хозяйскш,: глазом окинул класс, и, по его указаниям, чехи расставили че моданы и кровати у внутренней стены, где была дверь. Чехи ушли. Осанистый человек что-то тихо сказал своим спутникам. В несколько минут с военной быстротой и четкостью чемода ны были открыты, портпледы распакова ны и кровати застелены белоснежными простынями и теплыми пушистыми одея лами, а в изголовья положены надувные резиновые подушки. После этого незна комцы переоделись в полосатые и по лотняные пижамы, аккуратно разложив верхнюю одежду на чемоданах. Потом тот же человек с вильгельмов- скими усами-пиками знаком подозвал к себе самого молодого в группе и, указы в а я на лежавших и сидевших на полу арестованных, сказал ему несколько слов. Молодой человек почтительно выслу шал его, вытянув руки по швам и выпя тив грудь, повернулся кругом, достал из ближайшего чемодана коробку сигар и, к нашему общему удивлению, стал наде лять ими всех арестованных. Очередь дошла до меня. — Битте шён! С этими словами молодой человек в полотняной, хорошо сидящей пижаме, улыбаясь, предложил мне с полупокло ном золотисто-коричневатую сигару. Беря ее, я поблагодарил тоже по-не мецки: —■Давке шён! И сейчас же, как отдарок, оторвав клочок бумаги, достал из кулька все, что оставалось от вчерашней переда чи, — большой соленый огурец и протя нул его молодому человеку с таким же полупоклоном: — Битте шён! Фюр алле! Молодой человек на секунду расте рялся, затем заулыбался во весь рот: ■— Данке шён! Данке! Данке!.. С огурцом в руке он поспешил к че ловеку с усами-пиками. Вокруг них столпились все остальные незнакомцы, рассматривая, как некую диковину, «большевистский» огурец, смеясь и блаРодарно кивая головами в мою сто рону. Потом мы выяснили, что это была немецкая миссия, присланная в Сибирь в связи с разменом военнопленными ин валидами и в Иркутске захваченная Тэйдой.' Назавтра ее уже перевели в концентрационный лагерь. ...На следующее утро, — шли уже третьи сутки со дня моего ареста. — я без всякой сознательной цели выглянул в коридор в незастекленную раму двери. Этот совершенно случайный рассеянный взгляд имел для меня очень серьезные последствия. <: Я увидел, как на площадку поднялся « повернул в мою сторону хозяин дома, где я жил. Низенький, с лысиной и ба гровым лицом -с длинной грязно-серой бородой, закрывавшей грудь и половину толстого живота, кривоногий, он похо дил на уродливого гнома из детской сказки. Не глядя по сторонам, он про шел прямо в комнату против моей двери. Вскоре следом за ним на площадку поднялся высокий и худощавый черно ватый казачий офицер. Я узнал военно- ветеринарного врача Фаминского, квар тира которого была рядом с моей. Я понял, что мне придется круто ме нять показания:, оба они знали, что я был в красногвардейской дружине, и видели меня вооруженным, когда я за глядывал домой из кадетского корпуса. Я отошел от двери, прилег в своем углу и стал лихорадочно-быстро обдумы вать, как держаться дальше на допросе. Теперь уже не выеде'шь на том, что я мирный студент, даже не умеющий об ращаться с оружием. Надо было во что бы то ни стало отвлечь контрразведку от места, где мы прорывались с грана тами в руках и где зарыли винтовки и пулеметы. Выход был только один: при знать себя виновным в том, в чем я не был повинен, и скрыть таким образом то, что я делал действительно. Мне уже было известно, что одно временно с моим пулеметным отрядом другая, большая часть объединенной красногвардейской дружины под коман дованием председателя Совказдепа, хо рунжего Е. Полюдова, там находилась и моя младшая сестра, Вера Оленич- Гнененко, — занимала позиции на скре щении железнодорожных линий — со стороны Петропавловска и Тюмени, чтобы не допустить продвижения чеш ских эшелонов к Куломзино и мосту че рез Иртыш. За несколько часов до нашего пора жения под Марьявовкой Полюдов от правился в оперативный штаб якобы для выяснения обстановки и больше не вернулся. Когда со стороны Марьяновки по явились бойцы из разбитых белочехами красногвардейских частей, а с тыла, из Куломзино, на паровозах — повстан цы, — оставшиеся без командования дружинники растерялись, утопили пуле меты и-винтовки в Иртыше, а некото рые просто бросили оружие на месте, в окопах, и небольшими группами ушли в •степь. Многим удалось переправиться через реку в город. Кстати, только недавно, просматривая в Центральном архиве Октябрьской ре волюции материалы, относящиеся к этим дням, я натолкнулся на хрони кальную заметку в кадетской газете «Сибирская речь», в которой сообща лось, что Е. Полюдов добровольно явил ся и сдался белогвардейскому комен данту. Омска. Вот, оказывается, какую «обстановку» он выяснил, покинув свой отряд.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2