Сибирские огни, 1958, № 11
жом, она бросает на дощечку кирпич темного зеленого чая и поворачи вается спиной к старику. Слышно, как подымается и опускается нож, как похрустывает, крошась, плотно, в камень спресованный чай. А острые лопатки Бальжит — тоже словно ножи! — снуют под тонким сукном ха лата. — Сегодня, аба1, вы позже пригнали овец, — не оборачиваясь, го ворит Бальжит. •— Э, пусть гуляют, теперь хоть всю ночь пасти можно... Скоро на летние пастбища кочевать будем... Бальжит все рубит чай, острые лопатки снуют по худой спине. Каж дое движение их вызывает в груди у Юндунова режущую боль. — Опять председатель приезжал! — Бальжит набирает в две гор сти зеленое крошево, быстро взглянув на старика, забрасывает чай в ко тел поменьше. Юндунов не отвечает. Только желтые клубы дыма завиваются над его седой щетинистой головой. Бальжит торопливо выхватывает из угла подойник и выходит. Юн дунов прислушивается: нет, не кашляет. Конечно, прежде чем корову до ить, постоит да посмотрит в степь — может, Рабдан едет... Должен при ехать — вчера последний экзамен сдавал. Ну, внук приезжает — понят ное дело: домой, в родную юрту возвращается. А вот что председателю нужно, почто часто ездить стал? Крепко председатель за старым Иваном Юндуновым ухаживает! Старик выбил трубку об угол очага, засунул ее в кисет, а кисет свер нул, положил рядом на скамеечку. Да, с осени уже который раз приезжает. «Ты, Иван Юндунович, самый опытный чабан, наши пастбища и водопои лучше всех знаешь, даже Лубсанов тебе уступает, мы тебе тон корунных овец-ярочек дадим, племя от алтайских мериносов, семьсот го лов. Их сохранить надо, ягнят от них получить. По пять, по шесть кило граммов шерсти с овцы снимешь, двадцать тысяч заработаешь да еще голов двадцать дополнительной оплаты... Разве плохо?» Кто говорит — плохо? Только разве эти овцы, западной крови, вы живут в степи? Сожгут их степные морозы!' Разве прокормишь их неж ные желудки мерзлой прошлогодней травой — ветошью? Разве напоишь жестким степным снегом? Наша овца — монгольская, ко всему привыч ная, ничего не боится, степь для нее — родной дом, тыщу лет по степи ходит... Нет, не возьмется Юндунов за это дело — зачем ему племенная отара? Конечно, ни шесть, ни пять килограммов шерсти он со своих овец не снимет — килограмм, ну, от силы, полтора возьмет, зато все овцы це лы будут, ни одна не замерзнет, не заболеет, не истощает... А денег — много ли ему денег надо: теплый халат есть, кусок варе ной баранины есть, чашка чая есть и табак в кисете не выводится. Что еще старому человеку надо? Если Лубсанов согласился, взял осенью этих мериносов, ему-то, Юндунову, что до этого? Пусть себе старается! Еще посмотрим, прия тель, как у тебя дело пойдет! Считал ли ты после суровой зимы, сколь ко у тебя овец в отаре? Скоро стричь овец будем — много ли настри жешь?.. Плохая для баранов зима была. Все говорят: туго Лубсанову пришлось... Уж ему, Юндунову, со своими степными овцами‘и то совсем худая жизнь была! Правда, Лубсанов еще молодой, крепкий — только за шестой десяток перевалило, старуха и парень ему помогают, а у не го, Юндунова, уже давно кости скрипят... Конечно, Бальжит — настоя щая чабанка, дело знает, да ведь сухая и хворая стала, ночью, как боль 1 А б а — отец.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2