Сибирские огни, 1958, № 11

Это в тридцать восьмом, что ли, случилось, в день водяной змеи? Аюр из колхоза прискакал, мокрый весь, отдышаться не мог — тогда уже толстый был: «Плохие дела у нас, Иван,— Тудупа взяли...» — «Кто взял, за что взяли?» — «Чепуха дурная — японский шпион, говорят». Тудуп — японский шпион? Комсомолец был, у себя, в этой юрте вместе с Ши­ бановым, Чубовым, Доржиевым первое колхозное собрание проводил, в Москве учился, государство за учебу деньгд платило — и вдруг шпио­ ном стал?.. «Ну да ничего — разберутся, отпустят» — сказал тогда Аюр. Нет, исчез Тудуп, будто в глубокий колодец провалился. В Читу писали, в Улан-Удэ писали, в Москву тоже писали — не нашли Тудупа, пропал человек. Даже парня своего не успел посмотреть — Бальжит, бедняжка, без него родила. Правду сказать — такого мальчишку роди­ л а — смотреть не на что. Э, слабее мартовского ягненка был! Эх, Бальжит, Бальжит, — знал бы Юндунов, что так случится, сам •бы Тудупу советовал: не трогай девушку, не увози из отцовской юрты, не для тебя вырос в степи этот цветок. Вот, пришлось Тудуповой женке вместе с ним, стариком, по жизни идти... Вместе о Тудупе горевали. Вме­ сте старуху похоронили. Вместе Рабдана вырастили,— не так это просто было. В прежние годы, когда Бальжит еще здоровая была, вместе степь меряли — с колхозной отарой... ...— Гури! Гури! Идите, овцы, идите! Медленно, словно на невидимых колесах, катится отара по темной степи. Тоненьким голоском проблеял ягненок, густым мягким басом от­ ветила мать. Бесшумно бегают вокруг, уже торопясь домой, Шбно и Но- йён. И Боршагры ускорил шаг. Семеро Стариков безмолвно перемиги­ ваются на небе... И одинокий старик в степи на серой лошади думает свою думу. А вот и она — Бальжит. Она уже успела выдвинуть жерди, и овцы, 'теснясь, закидывая головы, взбрасывая копытца, нетерпеливо рвутся в загон. — Чу! Чу! — покрикивает Бальжит, придерживая то одну, то дру­ гую овцу. — Все успеете! Юндунов, прислонив узловатый икрюк к юрте, спрыгивает с лоша- ,ди. Он расседлывает коня и кладет тяжелое, в медных бляхах, седло прямо на землю, возле юрты. Серый скакун, лизнув старика в ухо, с тромким ржанием уносится в степь. А собаки, лениво побродив вокруг, укладываются по обе стороны низенькой дверцы, положив угловатые волчьи головы на тяжелые черные лапы. Тоже рады, что кончился трудо­ вой день, что домой вернулись... По-домашнему пахнет овечьим навозом, соломой, теплым дымом очага (дым струится из «тоно» — круглого отверстия в юрте); и во все эти запахи, неуловимо смешиваясь с ними, вбраживается горький, ще­ мящий аромат распустившихся берез и дышащей травами степи... Юндунов открывает низенькую выпуклую дверцу и, чуть согнув­ шись, входит в юрту. На квадратном каменном очаге-плите посреди юрты кипят два не­ больших котла — разве Бальжит когда-нибудь запаздывала с ужином? Старик бросает халат и шапку на пестро разрисованный сундук и остает­ ся в широкой полосатой рубахе поверх синих ватных штанов. Он садит­ ся на скамеечку у очага. Ну, теперь можно спокойно покурить. Юндунов вынимает из кожаного кисета трубку и начинает набивать ее мелким, как пыль, табаком. Бальжит, войдя, торопливо берет с низенького шкафчика справа от двери толстую прямоугольную дощечку с вделанным в нее откидным но­