Сибирские огни, 1958, № 10

Краснота вокруг нее спала. С болью Курганов мирился, хотя она посто­ янно преследовала его. Кажется, за последнее время он стал черствее и раздражительнее. Как-то само по себе многое стало ненужным и лишним. Теперь он на­ учился бриться тупой бритвой и даже без воды. Мог напиться из лужи, крепко спать без пучка соломы, прислонившись спиною к сосне. Он ел все, что давали. Мог после жидкого пшенного супа жевать селедку с су­ харем. Мог завернуть словцо покруче, когда во время бомбежки видел, как люди прячутся в шаткие землянки вместо того, чтобы броситься на дно еще дымящейся воронки. Трупный запах не вызывал в нем тошноту, окровавленные бинты не заставляли брезгливо морщиться. Теперь он и мыслить стал по-иному: «— А ты знаешь, Засыпкин, — сказал он однажды бойцу, — смерть-то ведь — тщедушная старуха. Ес­ ли ее ненавидеть — она побоится к тебе приблизиться. Ну, а будешь ро­ беть перед ней, тогда околдует. Плюнь на то, что она всегда шепелявит где-то рядом. У нее свои дела, а у нас свои. Нам с ней — не по пути...» Слышится тихий протяжный свист. Это сигнал. Курганов вскакива­ ет. Как тени, меж штабелей мелькают силуэты Третьякова и Галкова. Третьяков докладывает, что дорога дальше пойдет на спуск почти вдоль подножья горы. Слева будет глубокая падь и лес. По дороге кур­ сирует парный патруль. В его распоряжении ручная дрезина. Сейчас она снята с путей и стоит в стороне... Дождь не утихает. Маскхалаты и телогрейки на спинах промокли насквозь. Ноги тоже мокрые и мерзнут. Теперь бы на часик — в тепло, обсушиться и обогреться. А если не так, то хотя бы залечь у путей, в ук­ рытие и ждать подходящей минуты... Но Курганов об этом и мыслить не хочет. Он поднимает людей и ве­ дет в направлении новой ветки. Кончилась вырубка, и сразу же лес поглотил людей. Идти приходит­ ся осторожней, часто останавливаться и прислушиваться. Справа, со­ всем поблизости, слышится скрип двери. Это так неожиданно, что без команды каждый замирает на месте. Еще три метра, и проволочный за ­ бор преграждает путь. Курганов приказывает залечь, а сам вместе с Хаво выдвигается впе­ ред. Нижние нити проволоки они приподнимают срезанными рогульками и ползут под нее. Метр за метром остаются позади. Здесь сохранены де ­ ревья, но вырублен весь кустарник. Впереди виден домик. Второй. Тре­ тий! Окна не везде завешаны. Погода нелетная, и, должно быть, хозяе­ ва о маскировке не слишком печалятся. Олег сует пистолет за пазуху и поправляет на поясе гранаты. Он го­ тов оставить на месте Хаво, а сам подойти к домам, чтоб взглянуть, что там. Но неожиданно на полянке появляется человек в плащ-накидке. Он не спешит, — сделает шаг, другой и остановится. Потопчется на ме­ сте и дальше идет. Похоже, что он вытанцовывает какой-то танец, знако­ мый только ему. Но вот он уходит за угол дома, и Курганов скользит под слабо осве­ щенные окна. В глубине комнаты, за столом, сидят три офицера. Они иг­ рают в карты. Четвертый полулежит в кресле, склонил голову на плечо и дремлет. Олег видит на другом конце стола бутылки и тарелки с закусками. Он вспоминает, что час назад разрешил бойцам съесть по одному сухарю и выпить по глотку спирта. Большего он не мог позволить. Еще день, два, и есть будет нечего. Точно напротив окна, на противоположной стене, в большой позо­ лоченной рамке висит портрет Гитлера, обрамленный еловыми ветками. Портрет писан маслом. В желтом свете огня красные и черные тона вы­