Сибирские огни, 1958, № 10

... НИКОЛАЙ МЕЙСАК П о д в и г Теплым июльским вечером я сидел на обрывистом берегу Томи невдалеке от дома отдыха, где река несется среди на­ висших над нею серых скал. Только что прогрохотала гроза, и из-за синей зубча­ той стены леса еще доносилось глухое рокотание грома. С высоких сосен пада­ ли прозрачные радужные капли, а вни- •зу, перекатывая гальку, мчалась река, озаренная багрянцем заката. Под обрывом, у самой воды, где тихо шумел ивняк, собралась шумная стайка девушек. Они громко смеялись, бросали в реку разноцветные камешки. Потом, обнявшись, они медленно пошли вдоль берега. Одна из них, в венке из белых ромашек, запела. Над рекой зазвенели задушевные слова знакомой песни: «Сердцу хочется ласковой песни и хоро­ шей, большой любви...». Из-за серого каменного утеса показа­ лась плывущая по течению лодка. В лодке тоже пели — уж такой, наверное, был этот вечер, что всем хотелось петь. Плечистый парень лениво взмахивал вес­ лами. Другой, полулежа на корме, слов­ но в раздумье, молодым баском выво­ дил: «Где же вы теперь, друзья-однопол­ чане, боевые спутники мои?». Песня о любви и песня о солдатской дружбе, словно обнявшись, полетели над рекой, над ивняком, над соснами, понеслись в поднебесье, где плыли маленькие оран­ жевые облака... Мне вдруг стало трудно дышать. Сердце забилось так, как бьется оно за несколько секунд перед броском в атаку. Другие слова — пламенные и гневные— зазвучали в памяти: «Нас месть ведет в атаку, и наш порыв неистов — он все преграды превращает в пыль!..» И вспомнились мне военные дороги, боевые друзья и самый близкий из них — русо­ головый Боря Богатков, поэт-воин, пес­ ней своей поднявший полк на штурм вражеских дотов, юноша, который все, что мог, сделал для того, чтобы был на земле этот мирный вечер и тихий шелест ивняка, и ласковый смех девушек, и эти песни о любви и дружбе. I Грозным, тяжелым было лето сорок второго года. Там, на Западе, гремела одна из самых ожесточенных битв Вели­ кой Отечественной войны. Гитлеровские полчища, словно черная лава, медленно ползли к Сталинграду, к берегам великой русской реки. А в эти дни по улицам Новосибирска днем и ночью шли к вокзалу роты, батальоны, полки. Эшелоны один за другим уходили на фронт. Лица солдат были суровы. Это были люди, чьи руки еще ощущали тепло рукоятки токарного станка и ры­ чагов трактора. Они уезжали на фронт так спокойно и деловито, как еще недав­ но отправлялись по утрам на работу. И в эти же самые дни двадцатилет­ ний юноша с ясными голубыми глазами и милой застенчивой улыбкой неподвиж­ но лежал на госпитальной койке. Полуприкрыв глаза, он как бы вслу­ шивался в тишину палаты. За окнами шелест тополей, веселая перебранка воробьев и такое глубокое синее небо. Вырваться бы отсюда и полететь, поле­ теть! Но каждое движение отдается в те­ ле острой болью. И он лежит, лежит не­ движно. И сами собой рождаются строки стихов: Небо, небо! Не по знав полета , Не парив в высокой синеве, Я сильней бывалого пилота Мучаюсь, тоскую по тебе! — Запиши, друг, — тихо просит он соседа. Тот, привстав с койки, берет толстую ученическую тетрадь с полу­ стертой надписью: «Борис Богатков, курсант авиаучилища». Медленно диктует юноша. Ему очень трудно говорить. Он отдыхает почти пос­ ле каждого слова. — Ты лечись, Боря, — ласково со­ ветует сосед, — Чего ты о небе зато­ сковал? Небо никуда не уйдет. Силенок набирайся... Борис молчал. «Неужели я теперь да­ же мечтать не смею о манящей синеве? Никогда не возьму в руки оружия? Не почувствую в солдатском строю плеча товарища? Как-то все не так выходит в жизни. Мечтаешь об одном — получает­ ся другое. Вместо солдатекого строя — госпиталь. Хотел стать летчиком — по­ слали в училище авиационных техников. Не успел как следует повоевать, не ус­ пел по-настоящему схватиться с врагом — вынужденная посадка. Теперь врачи твердят: «Вам угрожает глухота». Он посмеивается над чрезмерной осторож­ ностью врачей, но ведь это правда: силь­