Сибирские огни, 1958, № 10

ний. В такие минуты она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться. Бывало и так, когда она, спрятавшись где-нибудь за палатку, тихо и дол­ го плакала. Но так она думала, глядя на своих. Почему же сейчас она пожелала скорой смерти немцу? Смерти, как избавительницы от муче­ ний? Потом ей показалось, что он небезнадежен. Если удержать в нем теплющуюся жизнь, он соберется с силами и одолеет смерть. И все же она отползла еще на метр. Странно, что сейчас она думает о себе не как о бойце, а как о человеке, призванном облегчать страдания других, исцелять. Она помнит случай, когда в медсанбате отказалась пе­ ревязать руку раненому гитлеровцу. Это было в тот день, когда «мессер- шмитт», налетев на медсанбат, добил раненого Арутинова. Но тот отказ всегда представляется ей справедливым... А этот?.. Надя старается не думать. Решив стать врачом, после смерти матери Надя как-то не думала, что есть на земле еще большее зло и несчастье, чем рак. А это несчастье оказалось войной... — У-у-у-у-у... О-о-о-ай... Раненый враг стонет и стонет. Поверженный, наказанный и спасе­ ние его жизни зависит только от нее. А в сердце нет торжества. Стараясь заглушить зов милосердия и че­ ловечности, она отползает еще на метр. Чтобы вызвать в себе прилив ярости к стонущему, девушка ожесточенно твердит: ■— Немец, немец, немец... Но перед ней возникает образ другого немца: седого, умного, стро­ гого старика, который был ее учителем и классным руководителем. В ка­ никулы всем классом они ездили на экскурсию за город. Перебираясь по скользкому трапу на пароход, Надя оступилась и сорвалась в воду. Она хорошо умела плавать. Но он, бросившись за ней, едва не утонул. Его самого еле спасли. Потом он долго болел. Вспомнив об этом, Надя почувствовала, как холодные мурашки за ­ бегали по всему телу. Она неосторожно оперлась на опухшую ногу, и сильная боль обожгла ее. Казалось, эта боль передалась и раненому. Он заскрипел зубами и застонал громче, протяжно и обреченно, словно по­ чувствовал, что с исчезновением Нади смерть плотней сожмет свои пальцы на его горле... Этот стон сдавил ей до боли сердце, она не выдержала, рванулась вперед и даже не поняла, как оказалась возле раненого. Сейчас она не думала ни о чем, кроме помощи ему. Руки Нади дрожали, бинт резал своей белизной глаза и жег ей пальцы. Еще бинта, еще... Вот так, вот... Здесь... Но только — не думать! Не думать о том, что делают руки. Если подумать?.. Надя дала волю чувствам лишь после того, как выползла из пере­ леска на голое поле. Ее лихорадило. Опять стало не хватать воздуха. «Какие же мы сердобольные, — ругала она себя, — какие глупцы!.. Нет, гитлеровцы не те, они не пощадят! Они могут любого...» Она поду­ мала об Олеге, и ей стало невыразимо страшно. — Быть может, вот этот самый, которого я спасла... Надя не в силах была прошептать последние слова. Почему мысль об этом не пришла к ней раньше. Она, обессилев, уткнулась лицом в ла­ дони и, вздрагивая плечами, заплакала... А потом она снова ползла. Со ската было видно, как туман, затянув лощину, висел у дна ее тонкой белой пеленой. Вправо, на вершине холма, маячили силуэты изу­ родованных танков и самоходок. Очевидно, их много и за обратным ска­ том. Танк и две самоходки все еще догорают. Надя догадалась, что наши