Сибирские огни, 1958, № 10
пью. Но помнит он и о том, что в повозке у старшины уже лежит указа тель, на котором рукой бойца написано: «Дорога на Берлин». И это будет последний, решающий все этап! В небе нарастает гул самолетов. Олег поднимает голову, вздох об легчения вырывается из его груди. Пятнадцать двухмоторных бомбарди ровщиков, благополучно отбомбившись, возвращаются с задания. В гру ди становится тесно, сердце прыгает и хочется кричать: «Но почему, по чему нельзя передать, что мы еще живы и будем драться! Мы будем, будем драться! Будем!» Он верит, что встретится снова с Надей и Ворониным, с Сокольни ковым и Куклиным, с Яковлевым и Вершининым. Как они дороги и как не хватает их! В последней короткой схватке сегодня ночью убили ради ста, искалечили рацию. Там, на большой земле, все, видимо, думают, что кургановская группа погибла. Бой начался в тот самый момент, когда была передана большая часть донесения. Лишь о своем ранении Олег запрещал радировать. Об остальном доложил, не тая... И тошно на душе от своего бессилия. Что толку из того, что многое видишь и слышишь, если ничем не поможешь своим?! Тошно, что и ра- ция-то была громоздкой и сложной в обращении. А она должна быть не больше солдатской фляги — такая, что можно собою прикрыть. В глу бокой разведке их нужно иметь не одну, а несколько. Три... Война на учит... Там, где виднеется грейдер, из-за поворота появляются четыре мо тоцикла с колясками, за ними следуют две легковые машины, потом по левая рация и не менее двадцати машин с автоматчиками. Курганов поудобней устраивается за валунами. Предчувствие не доброго заставляет насторожиться. Колонна останавливается. Третьяков подползает так тихо, что заставляет Курганова вздрог нуть. Поведение немцев озадачило и старшего сержанта. Он поочередно с Гапоненко наблюдал за грейдером немного правей Курганова. Подбородок и щеки Третьякова покрыты густой рыжеватой щети ной, губы потрескались и стали серовато-белесыми, щеки — впалыми, скулы обозначилйсь резче, но глаза, по-прежнему вдумчивые и добрые, не изменили своего мягкого цвета. — А они, пожалуй, не зря с машин повысыпали. Может, распола гаться думают? — насмешливо произносит Курганов. Пальцы его сколь зят по щеке от виска к подбородку. Оказывается, у него уже не пушок, а твердая и колючая щетина. — Ну, что ж, посмотрим, — заключает он и, обернувшись к Треть якову, добавляет: — Так, что ли, старина? Не спеша, но и не задумываясь, Третьяков соглашается: . — Какой может быть разговор. Олег верит в Третьякова еще с первого задания — там, под Юхно- вом. Такие, как Третьяков, лишь один раз вызывают в своем воображе нии самое страшное, что может стрястись, и больше уже об этом не ду мают. Лишь раз представив смерть, они уверены, что хуже ничего не бу дет, а на лучшее человек всегда вправе надеяться. И потому они лише ны паники, излишней суеты, трезво подходят к оценке событий. С таки ми людьми не грех и посоветоваться. А немцы, покинув машины, расходятся вдоль дороги и цепями начи нают входить в лес. — Все ясно! — не отрывая взгляда от грейдера, заключает зло Тре тьяков. — Не то получите, что хотите, а что дадим... Олег нaдeвae^ пилотку и подтягивает к себе автомат. Немцев по меньшей мере человек до трехсот. Но что это еще? Па грейдер из противоположного леса выходит дру
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2