Сибирские огни, 1958, № 10

стыми кронами сосен, сбежавших со склонов. Воздух полон густых на­ стоев хвойного леса, цветов, трав. В чистой голубизне над головой напряженно, но ровно гудят самоле­ ты. «Наши!» — угадывает Олег. Он поднимает голову и насчитывает пятнадцать тяжелых машин, плывущих на запад. Их сопровождают «яс­ требки». Чувство зависти невольно охватывает Олега. Там, в стремительных воздушных машинах, свои — советские люди. Сейчас им доступно мно­ гое. Они знают, что делается на переднем крае. За каких-то десять-пят- надцать минут самолеты уйдут за многие десятки километров, отбомбят­ ся, а спустя полчаса пилоты вновь окажутся в семье друзей и товарищей. Откуда им знать, что здесь, на земле — под ними — с завистью прово­ жает их глазами горстка советских разведчиков. И Олег с тяжелым чув­ ством на душе думает о том, что ему со своими бойцами нелегко доста­ нется даже последний метр перед Линией своих траншей. Но вот впереди самолетов вырастают белые облачка разрывов. Кур­ ганов пытается представить себя на месте пилота, но это не удается. Он привык к земле, сроднился с нею. Какой бы ураган ни бушевал над зем­ лей, но с ней, как с матерью, чувствуешь себя увереннее, надежнее. По­ жалуй, с высоты нескольких тысяч метров земля покажется также не ме­ нее желанной, чем тот последний метр до своих окопов, который видишь за десятки километров, пробиваясь тылами врага в сторону фронта. И уже не завидует Олег пилоту, как пилот не завидует пехотинцу, пехотинец артиллеристу, артиллерист танкисту, а сапер, несмотря на то, что обязан идти впереди танков, пехоты и артиллерии, не променяет свое дело на их дело. Оно ему ближе, родней, понятней и более по плечу, чем другое! И чувство гордости за долю сапера в ратных делах наполняет Курганова. В подобные минуты раздумий безумно хочется взять в руки тетрадь и карандаш. Запечатлеть там мысли о друзьях и товарищах. Но всякие записи и дневники могут ведь, вообще-то говоря, попасть к врагу. А на память нельзя надеяться — она недолговечна. Д аж е то, чем жил вчера, не всегда вспомнишь сегодня... Курганов вспоминает Рогулько. Кажется, к этому человеку он пита­ ет двойное недружелюбие. Тот не был человеком по отношению к Алек­ сандру, вряд ли он сможет быть им и по отношению к тем, о ком пишет. Курганов не сомневается, что кончится война и Рогулько возьмется за большую и толстую книгу о ней. Он и сейчас «подбирает нужные ма­ териалы». Но и в словах, и в действиях его есть что-то идущее от шар­ латанства и корысти... Зато майору неподвластно другое. Пусть попробу­ ет он в черную осеннюю ночь под пулями врага отыскать зловещую ми­ ну и, прежде чем обезвредить ее, вставить в миллиметровое отверстие взрывателя предохранительную чеку! Сумеет ли он прочувствовать, как дорог последний сухарь, как бесценна последняя обойма патронов, если их надо поделить на пять человек?.. Может быть, когда-нибудь Олег еще расскажет обо всем этом в по­ вести, в пьесе? Или не в словах, а в звуках, в их сочетаниях, их волнующим язы­ ком? На какой-то миг Олег почти явственно ощутил в левой руке гриф и струны скрипки, а в правой — смычок. Это было удивительное ощуще­ ние! Он не заметил, как пальцы обеих рук заняли соответствующие по­ зиции. А когда увидел, — улыбнулся, покачал головой и вздохнул. И разжал пальцы. И вот он снова всматривается в далекий гориеонт. Впереди еще мно­ гие сотни километров упорных боев. То, что пройдено, это лишь первые шаги сквозь смерть. Настанет время, и его армия пойдет твердой посту­