Сибирские огни, 1958, № 1

ловно принимать решительно все, что мы видим на выставке нового фран­ цузского искусства. Клочковский очень вежливо, но настойчиво перебивал его: — Я долго размышлял над тем, что же, в конечном счете, мешает нам непосредственно и сильно воспринимать это новое. Наташа шептала: — Артист! Краснобай! Такие самые вредные! — и сжимала кулаки. — Успокойся,— шептал ей Серега.— Подставь лучше в эту форму­ лу цифры и посчитай число,— и совал ей бумагу, карандаш, линейку. Голос Клочковского крепнул, тенористо и нахально звеня: — И я пришел к выводу: предрассудки! — Совершенно верно! — успевала вставить Агнесса Львовна. — Давайте задумаемся: почему бесперспективная, одноплановая живопись японцев кажется нам смешной, а им — наша? — он помолчал для выразительности.— Что я имею в виду? Не одного ли порядка эти явления? Давайте отбросим предрассудки, то есть те привычки, обычаи, установившиеся понятия, которые мешают нам просто и ясно восприни­ мать новое! И, еще одно: как известно, новое всегда нарождалось в борьбе со старым. Это — аксиома! После почтительного молчания Агнесса Львовна услужливо пред­ лагала: — Модест, разрешите еще чашечку? Майка ревниво говорила: — Он же любит только горячий, мама!— и сама бежала в кухню подогревать кофе. — Ничего не понимаю! — удивленно шептала Наташа Сереге.— Ведь взрослые же люди и не видят, кто он... Серега молчал. Тогда Наташа сама включала радио. И особенно неприятно было слушать, как Майка провожает Клоч­ ковского. Она быстро и из последних сил весело все время говорила что-то, сама подавала ему пальто, шапку. А он значительно молчал. Од­ нажды Майка,— все-таки не выдержала, наверно; и молодец!— замол­ чала, а потом глухо, хрипло выговорила: — Что же ты не спросишь меня ни о чем, Модест! Ведь должен бы... догадаться. Он ответил, уже открывая дверь. — Прости, не понимаю? Наташа вскочила, подбежала к двери комнаты, Серега быстро взял ее сзади за руки. — Постой, Модест! — умоляюще прошептала Майка.— У нас будет ребенок... — Ты ошибаешься, этого не может быть. Майка растерянно спросила: — Почему? А он уже говорил уверенно, напористо: — Не мо-жет! Я-то знаю. Ты нездорова, у тебя что-то другое. Ну, милая, не волнуйся. Спокойной ночи. Ложись бай-бай,— и дверь закры­ лась; аккуратно, вежливо, негромко, как и должно быть у воспитанных людей. Минуту в прихожей было тихо,— Серега держал Наташу за плечи, она сбивчиво, горячо бормотала: — Ах, подлец! Я ему!.. Негодяй! Потом Майка медленно, волоча ноги, ушла к себе, закрыла на ключ дверь. Наташа и Серега сели рядышком на диван. Серега по-прежнему обнимал Наташу за плечи, она вздрагивала. Без слез, молча. Наконец,