Сибирские огни, 1958, № 1

жила: пусть... Серега, Серега!.. И понятно, что тебе нельзя мешать, но она, Наташа, как бы ни была чем-нибудь занята, всегда бы сказала тебе больше, чем двадцать семь слов за целый день!.. Мужчины совсем дру­ гие люди, все-таки бесчувственные!.. Майка неожиданно сильно потянула ее за руку. — Не пойду! — Наташа уперлась ослабевшими ногами в снег. Лицо Майки неузнаваемо изменилось, она всхлипнула... — Ну, ну, — сказала ей Наташа и тяжелой, чужой рукой похлопа­ ла по спине. — Пойдем к нам, — вдруг попросила Майка. — Я хочу рассказать тебе... все. А?.. Будем сидеть в детской. Она темная, нас никто не уви­ дит... Там тепло и уютно, как в гнездышке... А?.. Было так холодно, что Наташа не запомнила, как они шли по лест­ нице, входили к ним в квартиру... Только поняла, что сидит на маленьком дырявом диванчике, а на полу стоит лампа под самодельным разрисо­ ванным человечками абажуром... Маленькая комнатка без окна, стены покрашены масляной краской.. В углу разные модели из деталей кон­ структора вперемежку с ломаными куклами, детской посудой и разно­ цветными тряпочками... Майка чем-то растирала ее щеку и шепотом быстро-быстро говорила. — Вот это —Серегино... Он и в детстве любил мастерить, остальная дрянь — моя... Ну, я из этих, из неудачниц: в институт не попала. Серега говорил тебе? Могла бы, конечно, устроиться, да не хочу. Я всегда спра­ шиваю себя, что честно, а что нечестно. Пусть я голый хлеб буду есть, а зато — честно! Это вкуснее, чем нечестный с маслом, верно?.. Наташа взяла ее за обе руки, отвела их от своего лица и улыбнулась, глядя в глаза: — Это ты хорошо сказала. Я тоже так думаю. Только все это должно быть для большой цели. Для которой ты и живешь, поняла? Майка некоторое время разглядывала Наташу, и глаза ее опять ста­ ли немного чужими: — Нет, я за то, чтобы жизнь была полней, разносторонней... Я и за танцы, и за развлечения. Не терплю однобокости, сухости! Фу!.. За чтэ я и... полюбила Модеста. Он ведь совсем особенный! Так знает литерату­ ру, искусство... Красиво говорит... Да-да, ты не смейся, для меня и это важно! Я очень обращаю внимание на — это... Модест совсем... как герой заграничного фильма, верно? Он умеет подчинять себе. Даже таких, как Карман... Он красив... Очень! А главное, он не однолинейный, не сухарь... А ты этого не понимаешь, да? — тихонько и даже соболезнующе спроси­ ла она. Наташа засмеялась, откинулась на спинку диванчика; Майка удив­ ленно смотрела на нее... — Садись рядом со мной, — сказала ей Наташа. — Как ты думаешь, Серега однобокий? Майка с готовностью тотчас ответила: — Что ты?! Он будет ученым, а вообще и в волейбол, и на коньках, и танцевать умеет... — Так. А Сергеев? Серега рассказывал тебе о нем? — Сергеев?— Майка помолчала, потом тоже Серегиным, открытым и прямым взглядом посмотрела Наташе в глаза. — Нет, конечно. — И за ­ торопилась: — Я не об этом... Ты только пойми. Сколько у нас таких су­ харей, которые все превращают в схему. Вот я против чего, поняла? — Я тоже против них, но нельзя никогда забывать о главном. Никог­ да! Если сухарь, как ты их называешь, хорошо делает главное, наше, нужное всем людям, ну что ж, пусть он будет сухарь!