Сибирские огни, 1958, № 1

Шлепкин, вздрогнув, во все глаза смотрел на Наташу; Лебедева то­ же вскинула голову. Петушков посмотрел своими ярко-голубыми глаза­ ми на Наташу, Шлепкина, Лебедеву, ре,бят, с пухлых губ его незаметно сбежала улыбка; он пригладил топорщившиеся волосы, негромко и просто, •— молодец он все-таки, ей еще надо у него учиться! — про­ говорил: — Ну, ну, ты только кулаком не маши. Расскажите-ка все по по­ рядку... То ли вид у него был такой простой, то ли глаза смотрели особенно понятливо, только и Шлепкин и Лебедева заговорили вдруг наперебой. И Петушков слушал их внимательно, молча. Потом опять начал улы­ баться и сказал: — Давайте-ка сделаем так: Брянская напишет стихи об этом,— вот здорово: ведь и она, Наташа, думала так же! — Леня Пирогов, это из триста двадцатой группы, сделает к ним рисунки. Ну, а вам,'— он повер­ нулся к Лебедевой и Шлепкину,— придется выступить на собрании и рас ­ сказать все, как было. А?..— он по-прежнему улыбался... —Иначе нельзя, ребята, вы поймите! — очень горячо сказала им Наташа.—-А группа вас поддержит, это вы не сомневайтесь! Дадим Кдочковскому по первое число! Лебедева вздохнула и подняла голову: —• Я обязательно все расскажу... хватит, я замучилась...— и глаза у нее стали какие-то совсем взрослые, печальные и серьезные... — Ну, а ты? — Дима толкнул легонько Шлепкина в плечо. — Я тоже... скажу. Только я боюсь Кармана, это его друг. Вообще... они все страшные какие-то!.. Ребята смотрели-смотрели на его взъерошенные волосы,' тоненькие руки, бегающие по чемодану, и... грохнули хохотом. Шлепкин вздрогнул, удивленно посмотрел на них и тоже улыбнулся наконец... ...Вечера зимой особенно уютные, ласковые, тихие... В лаборатории — никого, только Наташа и Серега. На маленький письменный стол падает зеленоватый свет лампы, за окном, если вглядеться, чуть колеблется свет уличного фонаря, да на переплетах рамы — тоненькие, пушистые валики снега... Серега сегодня весь вечер в лаборатории: собирали, на­ конец-то, лабораторную модель его весов. И руководил сборкой Серега, и его слушали все, даже Пипин и Говорков... А сейчас он считает на ли­ нейке, пишет, что-то чертит... Наташа, затаив дыхание, смотрит, как пряд­ ка Сережиных волос касается абажура. И мешать Сереге нельзя никак!.. Мамочка, Сергеев, ребята! З а что мне такое счастье?! Любовь — это — уж конечно же! —■в первую очередь муки, страда­ ния!.. Даже когда знаешь, что тебя любят, что живешь ты, — даже в са­ мом маленьком, — очень правильно! Уж, наверно, человек так устроен, что ли?.. Вдруг нестерпимо, до дрожи в спине, до вязкой горечи во рту, захотеть увидеть Серегу и бояться, — да, бояться! — позвонить ему: к те­ лефону подойдет Агнесса Львовна, скажет свое противное, деланно-круг­ лое, как. старый желтый биллиардный шар: «Ал-ло!» — узнает Наташу и молча, до слез обидно, повесит трубку! И не сразу, а еще подержит в ру­ ке. И улыбается в эго время, наверно, насмешливо, злорадно... Или еще хуже... Бывают дни, когда Серега как-то будто отдаляется от Наташи. Да, да!.. Обычно тогда, когда он особенно много и напряжен­ но думает о своих весах или еще о чем-нибудь, связанном с работой. Он улыбается ей как всегда ласково, нежно... Подает пальто, идет сзади... Но реже берет за руку, почти не разговаривает, и часть его будто все вре­