Сибирские огни, 1958, № 1

ные, ни рыба ни мясо, не поймешь, зачем и живет такой! Надо к таким людям тоже подход найти, работать с ними! — Она заметила, что Пету­ шков смущенно, будто винят именно его, но как-то особенно хорошо улыбнулся, опустил голову. — Но никто не имеет права забывать, что мы целиком в долгу у своей страны, что нам обеспечивают учебу, да че­ го там — работают пока за нас! Понятно? З а нас! А мы... Наташа остановилась и, вдруг заволновавшись, как тогда Сергеев, вспомнив, может быть, о нем, спросила: — А что же самое-то главное в жизни? Ведь у каждого есть самое главное, большое, для чего и живет человек! Ведь каждый обязательно должен что-то совершить в своей жизни, ведь так?.. Огромное, красивое, на пользу всем! Это, наверное, и есть — строить коммунизм, да? Чтобы память о себе оставить настоящую, а так — зачем жить?! Если прожил без этого главного — вообще полжизни прожил. И того нет, — какую-то там одну десятую жизни прополз! Товарищи, ведь надо жить, как ды­ шать, полной грудью, на весь размах! В борьбе, в труде, в поисках!.. Зал, не сдержавшись, разразился аплодисментами, — очень корот­ кими: надо было слушать. И в этой чуткой тишине сзади послышался негромкий, испуганный голос: — Все слова, слова, слова! На него обернулись, закричали, засмеялись, уж очень трусливо ска­ зал. Но Наташа подняла руку и спокойно ответила: — Нет, дела! Я прошу собрание ходатайствовать перед деканатом о переводе меня в пятьсот двенадцатую группу. Пусть это другой факуль­ тет... — Больше всего сейчас Наташа боялась встретиться глазами с Се- регой. — Вот так. И в «тяжтрудгруппе» будет все в порядке, я ручаюсь! Вот и все, — уже тихонько повторила Наташа и пошла на свое место. Дошла до края возвышения, и здесь тишина опять треснула залпом аплодисментов. Тогда Наташа остановилась и, решилась, — подняла, наконец,' глаза на Серегу. Он по-прежнему стоял, и солнце все еще не выпуталось из его волос. Он едва заметно, стыдливо позвал Наташу ру­ кой: «Иди сюда...» Она еще секунду колебалась, обводя грохочущий зал счастливыми, увлажнившимися глазами, и, побагровев, низко нагнув голову, пошла в другую сторону, к Сереге. Хлопали вокруг, глядя на нее, смеялись, что-то кричали... На полпути на Наташу натолкнулся вчерашний парень с цыплячь­ ей шеей: он, как и Клочковский, бежал к дверям. Дурак еще кричал: «Слова, слова...» — Сюда, сюда, — торопливо, радостно говорил Серега, и так на­ жал, двигаясь по скамье вдоль стола, освобождая место Наташе, что с другого конца скамьи кто-то свалился, не удержавшись, на пол. А в шуме хлопков опять выделялись ласково-веселые скандирую­ щие голоса: — Ку-ба-нец! Ку-ба-нец... Парень лет двадцати пяти, черненький и чем-то неуловимо подтяну­ тый, быстро сказал Наташе: — Погодите, я из пятьсот двенадцатой, я сейчас выступлю, — и пошел по ступенькам вниз. Наташа села, совсем рядом, — даже страшно пошевелиться, вздох­ нуть, — был Серега. Подтянутый парень в простом дешевом костюме и летних холодных ботинках, стоя на возвышении, посмотрел в зал, чуть побледнев. Потом негромко и хрипловато начал: — Группа наша, конечно, плохая. Но это неправда, что все такие, как Клочковский. Или из его салона, как говорят. — Он остановился,