Сибирские огни, 1958, № 1

жизнь!..» «Деньги — это бумажки, — говорю, которые люди придумали для удобства, чтобы обменивать их на продукты и товары, нужные для жизни. И преувеличивать роль денег в нашей жизни нельзя, от этого мо­ гут быть любые неприятности и даже сама жизнь может не получиться... исковеркаться. А жизнь вы должны прожить полную, большую, настоя­ щую! С трудом, любовью, борьбой! Честную, принципиальную, прямую до конца! А ведь у других с этими деньгами как бы даже шестое чувство образуется, заслоняющее все другие. И человек такой становится похо­ жим на таракана, воспринимающего жизнь через щупальцы-деньги, как через усы. Но разве можно понять, например, «Бурлаков» Репина, толь­ ко ощупывая картину? Или построить реактивный самолет, летать на нем? Или правильно воспитать детей?!». Наташа не выдержала, вскочила и чмокнула маму в щеку. Сергеев тоже встал, прошелся и снова сел... Наверно, чувствовал, что мама — учительница, а он — все еще ее ученик. Ну, у мамы плохих учеников никогда не было: четыре профессора, один артист-тенор, один композитор и два Героя Советского Союза. Она и сейчас в месяц шестьдесят два письма от своих бывших учеников по­ лучает. В среднем, конечно. Это только молоденькие учительницы, никак не могут понять, почему у мамы в школе хорошая дисциплина, нет от­ стающих, и почему она вообще до сих пор не переходит работать в стар­ шие классы, где больше платят. И прибегают к ней жаловаться друг на друга. И смотрят ей в рот, если она что-нибудь рассказывает. Вообще мама самая обычная учительница младших классов. На праздники ученики подносят ей подарки, а она волнуется и гонит их прочь. Тогда приходят родители и пьют с ней чай. Человек по двадцать сразу. Наташа кипятит без конца самовар и бегает в магазин. И это очень сильно выбивает их семью из бюджета. Когда мама болеет, ученики составляют график дежурств, сидят у них дома, читают вслух по складам и мешаются под ногами. А родители привозят к маме самых знаменитых врачей. Если родители молодые, то, поссорившиеся, иногда бегут к маме ми­ риться. И мама разговаривает с ними на «ты», громко, резко, как с уче­ никами. И при этом употребляет свои любимые выражения: — Не бормочи, а говори вразумительно! — Не спеши, споткнешься! — Ни-че-го не по-ни-маю!. И родители почему-то мирятся. А отца Наташа не помнит совсем, только по фотографии: когда он погиб на фронте, Наташе было семь лет. На фотографии отец, мама и она — тоже совсем другая: со смешными косичками. Сидит на плече у отца, смеется и голыми ногами болтает. А отец широкоплечий, высочен­ ный, веселый... Наташе до сих. пор стыдно, если вспомнить... Она еще училась в восьмом классе, пришла из школы, а мама стоит у шкафа, сунула лицо в старый отцовский пиджак и молчит. И тогда Наташа, — от жалости, наверно, — развязно, уверенно посоветовала: — Чего ты мучаешься, в самом деле, шла бы замуж!.. Вот завуч Пи­ рогов, ну, Петр Семенович, все время по телефону звонит... Мама опустила руки и посмотрела на Наташу большими сухими глазами. Справилась, жалобно, тихонько сказала: — Ты пойми... Отец для меня никогда не умрет... Он просто вышел... в соседнюю комнату и... задержался. Эх, ты! — и заплакала, снова уткнув­ шись в отцовский пиджак.