Сибирские огни, 1958, № 1

пал радужной пыли пять деревянных ложек. Сбросил со счета остаток в 30 костей, поугрюмел: — Но, друг, покруту кончили. Белка- то ушел весь. Мудреная она. Теперь как? Р ауль поговорил с Дулькумо, и оба повесили головы. Ведь им нужна мука, порох, свинец...». Деколок, конечно, дал им все, что они хотели, но в долг. Бессовестный побор будет продолжаться. Однако этот мелкий купчишка ничто по сравнению с крупным предпринима­ телем Осипом Калмаковым, истинным проводником царской колониальной по­ литики. Отличие Калмакова от декол- ков в том, что «дело» ставит он шире. Он не хочет ждать, когда эвенк (в те времена их звали тунгусами) придет к нему в деревню за покрутой. Он сам от­ правится к нему в тайгу, чтобы грабить начисто, никому и ничего не оставляя. «Калмакову хотелось захватить тайгу ,— пишет о нем М. Ошаров, — и брать пушную дань от «кочевой твари» там, в глубине кочевий, вне всякого надзора, каким все же- являлась «покрута» в де­ ревне. Ему надо было захватить раньше всех пушные богатства, выстроить сеть торговых факторий на Катанге и заста­ вить эвенков, минуя ангарские деревни, отовсюду идти в его фактории за покру­ той». Когда же его мечта оказалась близкой к осуществлению — использо­ ваны были и подкуп, и обман, и маска культуртрегера, — он захлебывался от восторга и одновременно от негодования против торговой мелкоты: — «Пользуйтесь пока что, сволочи! С осени — крышка! Ни одного тунгуса не пропущу за покрутой на Ангару. Грамота губернатора у Осипа в кармане. Ни одну тварь не выпущу из своих фак ­ торий. Ни одну! Моя Катанга!» В этой тираде полностью отразился характер хищника-колонизатора. Так и произошло. Эвенки оказались в его ру­ ках. Методы эксплуатации у Калмакова стали еще более жестокие и грубые, на­ сильнические. В тайге, действительно, все стало принадлежать ему: и меха, и олени, и женщины, и право на жизнь, на счастье. Сцены попойки, ограбления охотников, насилий и убийства ужасны. Не будем их приводить, хотя написаны они М. Ошаровым превосходно, с каким- то холодным и спокойным гневом, без натуралистического нажима. Недаром у всеповидавшего Бали возникло однаж­ ды кровавое сравнение: «Русские куп­ цы, как росомаха кровь, любят пушни­ ну...». Для Сауда первая в жизни покрута кончилась трагически. Изнасилована и убита любимая им девушка Пэтэма, за жалкие безделушки исчезла с трудом до­ бытая пушнина, а сам- он избит приказ­ чиками калмакова. Умный инициативный юноша, только почувствовавший свою самостоятель­ ность, свою силу, вдруг оказался лицом к лицу с чудовищами, лишенными чести и совести. Он не имел возможности ки­ нуться за ними сразу и отомстить — си­ лы явно неравны, но он лучше других, понял: так далее продолжаться не мо­ жет. «Мама, — убежденно говорил Сауд, ■— лучше жить на одном мясе и рыбе, носить ровдужную одежду, стрелять лу­ ком, украшать одежду оленьей шерстью, забыть бисер, парить вместо чая траву, гнилушки, чем встречаться с русскими и клянчить у них товар. Нет, голова моя зажила, и больше я не хочу, чтобы она болела». Потрясенный смертью Пэтэмы Бали соглашается с Саудом и вместе с ним дает клятву «не топтать больше троп в сторону русских». Решение Сауда было правильным, коль скоро оно касалось Калмаковых, было направлено против них. В связи с этим решением Сауда в критике 30-х годов много говорилось о «неясности исторической перспективы» в романе. Автора упрекали, в частности, в том, что он якобы неверно, без учета «логики исторической закономерности» изобра­ зил Калмакова. «Как бы ни был отвратителен Калма- ков, — писал один из критиков, — и весь строй, от имени которого он «представительствует», все же он не­ сет в тайгу белее совершенные ору­ дия труда, создает рынок, толкает тунгусов на путь более решительного освоения таежных богатств, т. • е. в ко­ нечном счете — пусть через трупы и кровь родичей Сауда, — но объективно ускоряет исторический процесс разви­ тия одного из отсталых народов Севера'. Поэтому советский писатель, изображая подобного рода процессы, должен уметь находить правильную точку зрения, он должен уметь умерять свои эмоцио­ нальные порывы, когда они расходятся с логикой исторической закономерно­ сти»!. Это — образец догматического мыш­ ления. Берется одна, в общем, справед­ ливая формула и без учета конкретных обстоятельств спокойно применяется к сложным процессам развития северных народов. Странное дело! Матерого ко­ лонизатора, грабителя и насильника, со­ знательно обрекавшего целые племена на вымирание, требуют изобразить чело­ веком передовым и прогрессивным, тре­ буют пригладить, причесать его и уме­ рить свои эмоции гнева и ненависти. Совсем недавно с убедительными фак­ тами в руках М. А. Сергеев в своем тру­ де «Некапиталистический путь развития малых народов Севера» доказал, что Калмаковы никаких «более совершен­ ных орудий труда» в тайгу не несли, 1 Н. О с т р о г о р с к и й . «Сибирские от- ни» № 4. 1935, стр. 109. >