Сибирские огни, 1958, № 1
Слышим команду сбросить рельсы, сбалчивать секции. Полсотни невольни ков и меня в том числе гонят к сараю з а лопатами. Рядом с сараем — ящик с брюквой. Набрасываемся на него. Очередь из автомата, и мы бросаемся врассыпную, оставив на земле трех ра неных товарищей. Эсэсовец деловито пристреливает их, а мы, словно стадо, несемся по полю, стараясь как можно скорее смешаться с остальными заклю ченными. Мы с Игорем работаем на пару, во зим тачкой глину из котлована. Стара емся нагружать тачку как можно мед леннее. За работой следит человек лет сорока пяти, с седой головой. Этот под гоняло — русский. Он работал у поме щика и спутался с его женой. Рассер женный немец, когда вскрылась измена жены, заявил об этом в полицию. Немку постригли наголо и, поводив по селу, отправили в концлагерь, а русского сна чала хотели повесить, но потом решили отправить сюда. Ему присудили восемь недель. Он твердо решил выйти живым и стал предателем. Груженую тачку нужно вывозить из котлована с разгона, не дотянешь до :верху, — предатель будет идти следом и колотить по спине дубиной. Через каж- .дые две тачки меняемся с Игорем, я беру лопату, а он тачку. Игорю где-то по дороге удалось подо б р а ть консервную банку, теперь мы бу дем получать баланду и чай. Мучительно долго тянется время. Как можно меньше движений, выгады вать на всем, как можно меньше нагру жать... Предатель стоит с дубиной и покри кивает: — Люсь! Вайта! (Давай-давай!). Игорь, когда предатель ударил его по спине, напомнил, что освобождать нас будут в один день и на бирже труда •сочтется с ним. Подгоняло выслушал неприятную угрозу и прошипел: — Могу побожиться, ты не выжи вешь свой срок... Видишь? Он показал Игорю дубину. А когда я намекнул, что за Игоря придется отвечать, подгоняло подошел ко мне вплотную: — Ты еще молокосос, мне скоро пятьдесят. Он привел эсэсовца и ткнул дубиной в нашу сторону: — Вот эти двое. Эсэсовец набросился на нас с плетью, часа полтора заставил бегать с тачкой. Вот-вот мы с Игорем свалимся с ног, •еще минута-две... К счастью, бьет гонг на обеденный перерыв. — Смотрите у меня! — пригрозил эсэсовец нам вслед, когда мы оба, по шатываясь, пошли к телеге с супом в деревянных бачках. Суп из нечищенного картофеля и, са- тиое главное, несоленый. Прямо около подводы открывается базар. За сигаре ту — пайку хлеба, за щепотку соли — полпорции супа, за кусок брюквы — кожаные ботинки или свитер. Получаем суп. Есть противно. Карто фель полусгнивший, немытый, пополам с землей и навозом. Это какая-то чер ная жижа. Начинается раздача добавки. Желают получить все. Около телеги столпотворение, мелькает в воздухе чер пак на метровой рукоятке. Вдруг выстрел, другой, третий. Убит тот молоденький грек. Он подговорил одного невольника подползти к бурту картофеля, и часовой, заметив их, при стрелил обоих. Вечером разбалчиваем узкоколейку и несем ее к лагерю. Стоп! Одного не хва тает. Стоим, ждем. Эсэсовцы рыщут по котлованам, заглядывают в вагонетки. Вот солдаты набрасываются на кучу со ломы, колют ее штыками, под соломой спрятался беглец. Исколотого человека забирают в машину, туда же бросают грека и его товарища. Через несколько дней мы с Игорем уже не похожи на людей, мы — скеле ты, обтянутые кожей. Мы не пьем до сыта самой обыкновенной воды и не умываемся, вместо одежды на нас лох мотья, на ногах — растрескавшиеся го- лендершуи. Симон выглядит еще хуже. Мы его ви дим ежедневно по утрам, около бункера. На двадцать девятый день на работу не выходим, нас освобождают. Симон тоже с нами. Он не в силах сидеть, ле жит в кузове машины. Угрюмо сопит подгоняло. Теперь он эсэсовцам не ну жен, они его вышвырнули нам на съеденье. Биржа труда в Вене встретила нас множеством голосов соотечественников. Здесь сбор тех, кто побывал в тюрь мах и штрафных лагерях. На биржу приходят представительные немцы и вы бирают себе рабов. Осматривают нас де ловито, как цыган осматривает лошадей при покупке. Стараются выбирать рус ских — они более выносливые. Нашего подгонялу ребята сразу же вежливо под хватили под руки и повели в лагерную уборную. Здесь его приподняли и бро сили на цементный пол. Так проделали несколько раз. Подгоняло уполз к забо ру и к утру испустил дух. Меня и Игоря облюбовал немец се смуглым лицом. Просили мы его взять и Симона, но немец вытаращил глаза и долго доказывал нам, что откармливать Симона невыгодно, что даже мы ему обойдемся в копеечку. Немец оформил на нас документы и сказал: «Ап!», что значит «пошли». До вокзала мы с Игорем несколько раз при саживались и переводили дыхание. Не мец торопился на поезд и, беспокойно поглядывая на часы, орал: — Люсь! Вайта! Когда это не помогало, он принимал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2