Сибирские огни, 1958, № 1
ваться в своей комнате за рюмкой вина, он не выносит грохочущей мастерской. Лысый догадывается о нашем симу лировании. Он прячется за воротами ма стерской и подглядывает за нами. Рыжий Васята сделал однажды от крытие: Лысый в очках видит перед со бою не далее трех метров. И вот Васята начал представление. Шагая по мастер ской впереди немца, он выделывает не описуемые па, Лысый, очевидно, видит через очки какие-то мутные пятна и бес покойно протирает очки. Лысому однажды прицепили мочаль ный хвост, и он ходил с ним до тех пор, пока не заметил проводник. Этот хвост он держал двумя пальцами на вечерней молитве и грозил: — Ось, бачьте, щось зробил ктось. Уважайте, хлопцы, як когось злапаю — гирка того доля! Немец стоит за спиной проводника и огорченно шмыгает носом. Глаза его по блескивают, предвкушая коллективную порку. Но обошлось все благополучно. От Стасика мы узнали, что наш провод ник и Лысый — смертельные враги. Лысый, оказывается, жалуется провод нику, что сверла подозрительно часто ломаются, и требует вызвать гестапо, а проводнику этого ужасно не хочется, ибо он ежедневно уверяет, что-де пока он начальник лагеря , — большевист скому саботажу не бывать. Это нам на руку! Продолжаем ломать сверла набро сать напильники в канализационный ко лодец. От репрессий мы защищены. Стасик — вроде слуги у проводника: чистит его мундир и сапоги, моет пол, бегает на рынок менять хлеб на вино. Он допивает после проводника вино и иногда появляется в мастерской под хмельком. В такие моменты Стасик осо бенно разговорчив. Мы выпытываем у него подробности побега, узнаем, что бы он сделал сейчас, если бы довелось бежать вновь. Вскоре у Лысого лопнуло терпение, и он привел в мастерскую своего племян ника — розовеющего парня лет два дцати, очень коварного и расторопного. С утра до вечера он бегает по мастер ской и орет: — Кема! Кема! (Давай-давай!). В город нас выпускают редко, а гу цулов чуть не каждый день. Это нас не устраивает, и решено послать к провод нику делегацию. Нездоровое, землисто го цвета лицо его вытягивается, руки трясутся: — Що? В город? — Чем гуцулы лучше нас? — Молчать, курви сыны! Так же встретил нас «царь и бог», когда мы попросили его организовать дезинфекцию одежды и баню. Оказы вается, что нам ни того, ни другого не полагается, ибо есть в умывальниках холодная вода Так или иначе, а в город нам необ ходимо ходить, хотя бы для связи с зем ляками, которые работают на бойне и обещают снабжать нас мясом. Лагерный паек очень крохотный. В проходной л а геря стоит дряхлый старичишко с ружь ем и контролирует выход. Пробовали наши ребята проскочить через проход ную вместе с гуцулами, да где там. Ста рик безошибочно узнавал русских. А с виду-то он совсем дряхлый и едва ли не полуслепой. Рыжему Васяте приходит на ум гени альная мысль: — А я сейчас буду в городе! Через две минуты видим за окном Васяту. Все дело в том, оказывается, что старик узнавал нас по головным уборам. Гуцульская фуражка — прохо ди, русская ушанка — поворачивай об ратно. С одной фуражкой, передавая ее друг другу через форточку уборной, можно выйти всему лагерю. Наступил февраль. Все теплее и теплее на улице. Готовимся к побегу. Кому из нас судьба приготовила висе лицу в концлагерях или смерть от по боев в тюрьмах? Может, среди нас есть счастливцы, которым доведется в конце войны появиться на этом самом месте с винтовкой в руке и в форме красно армейца? В теплую февральскую ночь ушли из лагеря двое. Они рассовали по карма нам ломти хлеба, в свое время отложен ные от пайка, и полезли через забор. Мысленно желаем им счастливого пути. Доберетесь до своих, расскажите про нашу неволю, пусть освобождают нас по скорее... Молча уходим в свою мрачную холод ную комнату. Сидим на нарах... Как да лека ты, родная сторона, как тяжело на чужбине. Выглянешь в окно— островер хие кирхи, чужие надписи над входами в магазины , чужие люди. Полно, уж не сон ли это? Кто-нибудь возьмет да и затянет, словно по покойнику: Ой вы, птички-канарейки. Вы летите па тот свет. Передайте родителям нашим, Что Катюши в живых нет... Эту песню чаще всего любят запевать вот' в такие грустные минуты. Но были в нашей жизни и радостные дни. Однажды по городу развесили тра урные флаги, и мы узнали приятную новость: окружена и взята в плен nonyj миллионная армия Паулюса.^ Лысый скорбно сморкался в клетчатый платок, а наши лица сияли. Готовимся к побегу и мы с Васятои, заготавливаем на дорогу сухари и куре во. Беж ать нам через Словакию и Поль шу, Определенного плана у нас нет: то ли часть пути ехать товарняком, а потом пешком пробираться, то ли наоборот. Знаем одно, что в случае неудачи — каторга, страшный Освенцим, где не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2