Сибирские огни, 1958, № 1
людей пьют горстями мутную воду, на полняют ею котелки. Колонну угнали, я остался один. Если бы добраться до дома и прислать сюда мать, принесла бы хлеба отцу и дяде. Они — живые трупы: лица почер нели от пыли и грязи, заросли жесткой щетиной. Ходят пошатываясь. Я выбрался из кустов и подался в степь, к Сталинграду. До него километ ров десять. На картофельном поле нахожу не сколько картофелин и проглатываю, за совываю в рот сразу по две. Набиваю карманы картофелем. Вот не знал, что сырой картофель такой вкусный. Не вольно вспоминается ремесленное учи лище. Дадут, бывало, перловую кашу, мы кричим: — Опять перловка? Что, хотите, что бы мы с голоду помирали, да? Сейчас бы такой каши! Я пробираюсь полем, стараясь дер жаться подальше от дороги, по которой снуют военные машины. Под самым го родом иду оврагом. Вдруг окрик: — Хальт! Хенде хох! Передо мною стоит группа солдат. Меня обыскивают и ведут к лагерю. По дороге встретилась колонна военноплен ных и меня сдают под конвой. Час-пол- тора — и я снова с отцом и дядей. Через несколько дней — этап в сто рону Калача-на-Дону, оттуда, говорят, погонят в Германию. Нужно бежать! Во что бы то ни стало, любой ценой! Непо далеку от большого села Карповка но чуем в таком же лагере военнопленных, как и под Сталинградом. В лагере обнаружился перебежчик. Один немецкий офицер объявил че рез переводчика, что интересуется пере бежчиками. К нему подошел плюгавень кий мужчина. Ои торопливо отыскал в складках шинели пропуск. Немцы такие пропуска разбрасывали с самолетов. Предъявитель его должен перейти линию фронта и, воткнув штык в землю, закричать: «Сталин капут». Так сделал в сбое время и этот вояка, теперь он ожидал милостей от немцев. Офицер записал его фамилию, сказал «гут» и ушел. Доброволец в ужасе за метался по лагерю, он знал, что его ожидает с наступлением темноты... Утром его нашли с разбитым черепом... Через пару дней, когда нас погнали дальше, нам удалось сбежать: пристрои лись к толпе жителей, выгнанных из Сталинграда. Отец впрягся в тележку с домашним скарбом, а мы с дядей стали подталкивать ее сзади... Колонна ушла далеко вперед, а мы нырнули в овраг и притаились. Когда пришли в Сталинград, нас ие узнавали родные, так мы исхудали и почернели. Через неделю — новая беда: немцы гонят из Сталинграда всех поголовно, грозят швырнуть в окоп гранату. — Может, пойдете в нашу мастер- 9. «Сибирские огни» 1. скую? Дадут паек и справку, не выго нят из города, — нашептывала бабка Журавлева. Видимо, не так уж много охотников валять валенки для оккупан тов. Мы складываем на тележку кое-какой скарб и трогаемся в дорогу, в степь. Нас много: отец, мать, я, брат и сестра с тремя детьми. Муж сестры — на фронте. Едва мы выбрались за город, как около нас останавливается машина. Немец, улыбаясь, предлагает подвезти нас до Миллерово. Это триста километ ров от Сталинграда. Не верится в счастье, ведь если подвезут до Милле рово, то нам, может, удастся устроиться на квартиру. Мы садимся в кузов и мчимся по степным дорогам. После уж догадываемся о причине доброты нем цев. Шофер показывает винтовку и го ворит: — В степи партизаны , и я буду штре- ляй! — Врет, мерзавец. Он трусит парти зан, и мы взяты для того, чтобы при встрече с ними подтвердили его добро ту. Обычная немецкая расчетливость. Немцу повезло: партизаны нам не встретились. В Миллерово он высадил нас на одной из улиц. Местные жители рассказали , что около кладбища есть ночлежка для сталинградцев, а жителям пускать кого-либо на ночевку 'запрещ е но под страхом расстрела. Из ночлежки меня и еще нескольких парней уводит жандарм на биржу труда. Мать в сле зах бежит следом. Жандарм приметил ее и время от времени делает вид, что хватается за пистолет. — Раусь! Прочь! Мать останавливается. Трогаемся мы — трогается и она. Ж андарм по вторяет свою угрозу. Все же мать вы следила, куда меня пригнали. И вот я в скотском вагоне с нарами. Нас много, целый эшелон. Перрон вок зала гудит от многотысячной толпы про вожающих. Мать стоит около водона порной башни и плачет. Отец не риск нул придти провожать, сестра тоже: по городу ходить опасно — можно угодить в облаву. Эшелон медленно трогается. Слезы, крики... III ...Завы ла сирена. Испуганно вскаки ваю, не понимая, где я... Вспыхивает свет — и в дверях маячит долговязая фигура проводника с плетью. — Ауф, пщя кровь! (Встать, собачья кровь!). Проводник подходит к портрету Гит лера. Глаза у портрета выколоты, к словам «Гитлер — освободитель» допи сано: «от хлеба и сала» . Это — дело рук Николая Пастушкова. Мы стоим вдоль нар в две шеренги. По узкому коридору
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2