Сибирские огни, 1958, № 1

Л. ФИЛИМОНОВ Запискш бывшего иеколымка I ...Декабрь 1942 г. Мы стоим в одну шеренгу на. середине небольшого двора, вымощенного булыжниками. За нами высокий деревянный забор с колючей проволокой, справа —• одноэтажное зда­ ние, впереди огромные грязные окна мастерской, в воротах которой робко стоят несколько парней в синих хлопча­ тобумажных костюмах. Они что-то спра­ шивают у нас, но мы не понимаем: это гуцулы. Появился долговязый мужчина в се­ ром коверкотовом костюме. Гуцулы ис­ пуганно нырнули внутрь мастерской. Мужчина, заложив руки за спину, про­ шелся вдоль шеренги и внимательно осмотрел нас. Глаза его зеленые, губы тонкие, в руках плеть. Предчувствуем недоброе. Да и что можно было ожидать хорошего от человека, на борту пиджа­ ка которого крохотный кружочек со сва­ стикой. Он проходит вдоль шеренги еще раз. Потом резко поворачивается и бьет по лицу моего соседа. — Рэнци из карманов! Это тебе не Россия, а неметчина, большевистска хпря! — брызжет он слюной. Сосед, Николай Пастушков,— тихий и скромный паренек. С ним мы ехали в одном вагоне от самого Миллерово, де­ лились куревом. Лицо Николая в кро­ ви, он чуть слышно стонет. Фашист сто­ ит перед шеренгой и, играя за спиной плетью, раскачивается взад-вперед на подошвах желтых полуботинок. — А дисциплину в лагже уважайте, -братия! Да помните: гирка того доля, который утикает отсюда! Ой, гирка! Он рассказывает о страшных муках, ожидающих беглецов, подробно перечис­ ляет все, что нам будут давать на паек. Не так уж плохо. Мы будем получать кофе, повидло, творог, колбасу и даже сигареты. Работать двенадцать часов в сутки. — А звать меня друже-проводник. Слышите вы, большевики, альбо ни? Мы плохо проводника понимаем. Он говорит на чудовищной смеси польско­ го, русского, украинского и немецкого .языков. Нам выдают синие хлопчатобумажные костюмы, в нагрудном кармане — кар­ тонка с числами, на ней личный номер каждого. Теперь я — человек номер сто сорок восемь. По картонке будут выда­ вать паек и дыроколом прокалывать числа: дважды баланду не получишь. Ведут в мастерскую. Здесь три ряда верстаков. Полсотни человек шаркают напильниками. Вдоль верстаков прогу­ ливается немец с плетью. Прямо из ма­ стерской попадаем в жилые комнаты. Одна заселена гуцулами, другую приго­ товили для нас. Пол цементный. На единственном окне — решетка. Два ря­ да двухъярусных нар. Из комнаты ни­ куда не велено отлучаться, приказано ждать ужина. Я подхожу к окну. Улица Гельвагштрассе девятнадцатого района Вены почти пустынна. На дворе моро­ сит дождь. Блестят, словно полирован­ ные, крыши старинных зданий, лоснит­ ся булыжная мостовая. Тоскливо на душе, гадко. Словно что-то нарочно сдавливает сердце, и оно щемит, щемит... Я — раб, я — человек номер сто со­ рок восемь. Нас сорок молодых парней. Мы истощены долгой дорогой в скот­ ском вагоне с решетками в окнах. Еже­ дневно по утрам нам бросали в вагон не­ сколько буханок хлеба и ставили ведро воды. Под полом торопливо постукивали колеса, словно дразнили: в проклятую Германию, в проклятую Германию... Так, так, так... На крыше топали кованые сапоги. Это охрана с автоматами. На стоянках немцы потешались, бросали в вагон ку­ сок хлеба и гоготали, любуясь. Людь рвали друг на друге одежду, стараясь отвоевать злополучный кусок хлеба... По комнате идет наш царь и бог: дру­ же-проводник. — Што там в окне бачишь, альбо утикать хочешь, пщя кровь? За проводником следует словно тень изможденный паренек. Это поляк Ста­ сик. Проводник привез Стасика из Ос­ венцима, куда он попал за побег отсю­ да. Стасик там умирал. Через несколько дней его сожгли бы в крематории. Про­ водник приказывает пареньку: — Стасик, поведай хлопцам, як было добже в Освенциме! Стасик рассказывает о концлагере, а