Сибирские огни, 1957, № 6

■зал сказку об Алдаре-Косе, отрезавшем хвосты у волов пахаря. Потом назвал ме­ ня мечтателем. Мшулй, умный ата! И ты не поверил мне! В эту ночь я !не мог заснуть. Чтобы не тревожить отца, я вылез в окно и по­ шел бродить по степи. Сухо и знойно шуршали под моими ногами ковыли, под лу­ ной белые, как саван. Так же шуршали они под ногами моих далеких предков. От вас, наши деды и прадеды, получили мы эту степь и передадим ее нашим детям и внукам. Но разве не наш долг, не смысл всей нашей жизни, передать потомкам не отепь-полупустыню, а степь могучего плодородия, не степь-сироту, а богатую, щедрую, ласковую мать? Степь моя, земля моя! Вот я стою перед тобой, обнажив голову. Я кричу тебе, ты слышить? Любовь моя, вера моя, откликнись! Вот я осторожно, как степ­ ной охотник, припадаю ухом к твоей груди и слушаю. Проснись! Ведь ты жива’ Разве этот ветер не твое дыхание? Но молчит степь, грозная, неподвижная громада, цепенеет в заколдованном сне. Кто же освободит эту силу из заточения, кто прервет этот колдовской чер­ ный сон? Маленькое золотистое зерно! Вот тот богатырь, что разбудит степь! Это зер­ но счастья народа. В нем жизнь! И я отдам всю свою жизнь тому, чтобы опустить в родную землю и мое зернышко. Ты всегда в моем сердце, родная земля! И все стремления свои, труды, зна­ ния, всю свою любовь и свою муку, все отдаю тебе, родная земля!». * * * Последняя запись в дневнике Темира была сделана наспех, каранда шом, может быть, в спешке отправки на фронт, а может быть, и на фрон­ те перед боем: «Хочется жить долго-долго! И сделать много-много! Я вернусь к тебе, родная степь! И ты будешь рожать хлеб, будешь рожать детей-героев! Будешь, будешь!». ^ ^ ф На этом записи Темира кончились. Борис закрыл тетрадь. Глаза его горели, но сна в них уже не было. Какой-то необыкновенный прилив сил, бурную работу мысли и жажду де­ ятельности тяжелой, трудной, обязательно трудной, ощущал он в душе и теле. И почему-то очень захотелось есть. Он перешел в столовую. Не при­ саживаясь, стоя у буфета, начал жадно есть тугие, как резиновые, баурса- ки. Вспомнив, что в кабинете на столе стоит графин с кумысом, он вернул­ ся туда и увидел Галима Нуржановича. Старый учитель, судя по костюму, так и не ложился. Он сидел на ме­ сте Бориса и медленно перелистывал тетради сына. Услышав шаги, он по­ вернулся и стал молча, пристально смотреть на Бориса. И Борис понял молчаливый вопрос старика. — Я сейчас думаю, — сказал он, волнуясь, — я все время думаю о том, как тяжело было ему умирать. Умирать, не окончив дела всей своей жизни и не зная, будет ли оно вообще доведено до конца. - Галим Нур­ жанович молчал и по-прежнему смотрел на Бориса. — Вы понимаете, как это страшно? Мне кажется, что настоящий человек умирает дважды: когда он расстается с землей, и когда думает, что вместе с ним гибнет его дело. Это страшная смерть! Человек умер полностью! Никакого следа! Золотая цепочка оборвалась нелепо и трагически! — Не говорите так! — закричал шепотом учитель. — Темир знал, он твердо знал, что дело его не умрет с ним! Он знал, что по дорогам его мечты пойдут другие люди. Вы плохо читали его дневник, если можете гак думать, — волнуясь и спеша, горячо шептал Галим Нуржанович пря­