Сибирские огни, 1957, № 6
Мефодин сидел с неподвижным, напряженным лицом, глядя в одну точку, словно разговор был не о нем. Только в углах плотно сжатых губ жалко дергались две морщинки. — Привязали они козу, — отдышавшись, продолжал рассказчик. — Вася сам узел проверил, поехали. Сколько они там проехали, не знаю, и начал Вася на ходу самосвал опрокидывать. Пассажир орет, за борта цепляется, коза на веревке висит, тоже надрывается. Картиночка! Тут, как на грех, ухаб! Тряхнуло машину, ну и вывалился бедняга на дорогу. А Вася ему, вот этак, рукой сделал — махну, мол, серебряным тебе крылом! — поднял самосвал и ходу с козой! Только пыль столбом! Было такое дело, Вася? Все было! — ответил негромко Вася с несмелой, виноватой улыб кой. Он опустил голову, когда Бармаш, сорвав с головы шапку, крепко хлестнул ею по колену: — И такая вот грязь на целину полезла! — Ну, это ты врешь! — веско возразил Полупанов. — Грязь по верху плывет, ее ветром раздует. А по низу густой струей настоящий народ тро- нулся. Это, уважаемый товарищ, различать надо. Мефодин повернул голову в их сторону, послушал, но промолчал. После гневного выкрика Бармаша всем стало как-то неловко: а ведь, прав, пожалуй, Федор — грязное это дело, какие могут быть тут смех и шутки! И разогнал эту неловкость, эту виноватую тишину хрипловатый тенорок, запевший неизвестно кем сочиненную, но быстро всем понравив шуюся песню: По диким степям Казахстана Шоферы машины ведут... Хор подхватил негромко, но дружно, в едином вздохе: Их жжет раскаленное солнце, Бураны им песни поют... Поющие смотрели на звездное небо за окнами, но видели раскинув шуюся под звездами весеннюю степь, необжитые ее просторы. Придется, быть может, шоферу С машиной в овраге лежать Иль долго с заглохшим мотором В безлюдной степи «загорать»... Пел вместе со всеми и Борис, знавший эту песню, пел сладеньким го лоском и Шполянский, но не пел Мефодин. Он слушал и улыбался ви новато. Но крепко лежит на штурвале Шофера стальная рука. Ах, где вы, целинные земли? А даль далека-далека... Песню спели до конца, потом помолчали, слушая, как шумит за окна ми ветер. Мефодин вздыхал и дергал головой, рассыпая по лбу кудри. -— То да, писня! Пид таку писню ще выпить треба! — и Шполянский вытащил вторую поллитровку. — А шоб цгаферяге да не выпить, не-ет так не можно! — Эх, кутить, так кутить! — вскрикнул рябой водитель и швырнул на телогрейку Шполянского рулет. — Наливай и мне! Шполянский быстро налил в протянутую кружку. Пил рябой смешно. Он опрокинул кружку и, не закрывая рта, похлопал по щекам, потом про глотил водку и крякнул: — Ух! Динамит! Но никто не улыбнулся, и все молчали.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2