Сибирские огни, 1957, № 6

Эти разъезды он мысленно называл «глубоким вторжение^ в нашу дейст­ вительность», но вслух эти слова никогда не произносил, стыдясь их высо­ копарности, а главное потому, что таких разъездов и встреч у него не бы­ ло. Глубоко ли вторгнешься в жизнь, собирая городскую хронику? Изред­ ка набежит темка для очерка или фельетона, и та бытовая. А к бытовой' теме Борис, мечтавший о романтике и героике, относился с легким пре­ небрежением, называя ее бытком, «быточком», «бытословием». И он с во­ сторгом принял командировку на целинные земли. Вот, где будет по-настоящему глубокое вторжение в нашу... Нет, не просто в действительность, а в нашу героическую действительность! Будет много новых людей (угадай их желания, мысли, чувства, най­ ди их заветную струнку), будут новые места (могучая целинная степь), все будет стремительно, огромно, яростно, как на войне. Разве не похо­ жи чем-то целинники на воинов народного ополчения, уходящих в бой, отрешившись от дома и близких? Эти мысли о героях и подвигах пьянили его. Ведь ему было только 22 года. Он видел степь, бурую от прошлогодней травы и седоватую на солон­ чаках. Но из-под прелого, слежавшегося за зиму старья, уже выстрелива­ ла молодая травка, мягкая, как цыплячий пух. От ее неяркой, нежной зе­ лени степь казалась прозрачной, особенно чистой, словно ее прибрали к приходу весны. Только в низинах лежали еще кулиги последнего ноздре­ ватого снега, неряшливо расползавшегося в грязные лужи. Немного как будто бы красок, но какие они свежие, чистые! Как светло, задумчиво, спокойно повсюду. Степь то наплывала на машину мягкими подъемами, то убегала вдаль окатистыми изволоками, и опять подъем на увал, и опять спуск в долинку. Степь дышала глубокими, ровными, спокойными вздохами. Иногда открывались глазу густые заросли караганника, колено ленивой степной речушки, голубые и серебряные окна озер, и опять по обоим бор­ там машины плавно уплывали назад увалы, лощины, иногда с белевши i рогатым воловьим черепом, и снова подъем — спуск, сопка — долинка, и, боже мой, да есть ли тебе конец, степь? Борис выхватил записную книжку. Это надо обязательно записать... Сначала вынеслись на дорогу, непонятно откуда взявшиеся свирепые собаки, с напускной, играющей злостью бросились на машину и, чихая сконфуженно от пыли, отстали. Потом в низинке открылась овечья отара. Серым облаком клубились овцы; верблюд в грязных клочьях необлиняв- шей шерсти, как нищий в лохмотьях, надменно поднимал от телеги с се­ ном змеиную голову, а чабаны, приложив ко лбу козырьком ладонь, смотрели на дорогу. Так стояли они и сто, и двести, и тысячу, пожалуй, лет назад и смотрели из-под ладони на тянувшийся по дороге пыльный караван. Но теперь мимо их отар стремительно проносилась могучая техника. С веселой яростью выли моторы, оглушительно стреляли, са­ лютуя чабанам, выхлопные трубы, десятки солнц вспыхивали и гасли в ветровых стеклах машин, а в кузовах, там, где сполз брезент, звездочками сияла сталь станков и прицепного инвентаря. И разве можно не записать, как летит на машинах в степную даль молодая, захмелевшая от щедрого солнца и вольного ветра песня? Эх, дороги, пыль да туман, Холода, тревоги, да степной бурьян. Нам дороги эти Позабыть нельзя!..