Сибирские огни, 1957, № 6

пшеница, тучнел скот, чтобы сыты, веселы и счастливы были люди. Галим Нуржанович закрыл тетрадь. Нежность и печаль залили его глаза, и он тронул ресницы кончиками пальцев. Горько было сознавать, что он не понял скрытую в сыне мудрую силу творца и украшателя зем­ ли. Пусть много в этих стремлениях от юношеской восторженности, от мо­ лодой жадности к жизни и бурной деятельности. Но разве не в этом сча­ стье молодости? Горько улыбаясь, Галим Нуржанович вспомнил, как он пытался охладить эту кипучую молодость сказками об осторожном Алда­ ре-Косе... Лишь через девять лет снова он достал из стола записи сына. Поста­ новление партии о целинных землях в первый раз он прочел бегло, в шко­ ле на перемене. Вечером на квартире прочитал вторично, медленно, вни­ мательно, останавливаясь и перечитывая особенно поразившие его места. Среди чтения достал тетрадь Темира, положил рядом и продолжал читать. Глаза его устало затуманились. Он снял очки, ладонями привычно по­ тер глаза и забыл руки на лице. Как счастлив был бы Темир, дожив до этих дней! Там, где у юноши с горячим, рвущимся вперед взглядом были грудные поиски, догадки и сомнения, там, где для него были ухабы, ямы и тупики нехоженых дорог, там открыт теперь широкий, верный путь. С тех памятных дней жизнь, словно стоявшая для старого учителя в горестном оцепенении, стремительно бросилась ему навстречу. Он нетер­ пеливо ждал, когда Кожагул привезет почту, газеты и журналы, а дож ­ давшись, жадно искал материалы о целине. Прочитав, поднимал глаза и видел улыбку сына на портрете. Он отвечал ему тоже улыбкой. Это был безмолвный, но понятный обоим и очень важный разговор. Старый учи­ тель мысленно рассказывал сыну, как весной вокруг школы встанут на горизонте черные, густые дымы предпахотных пожогов, а затем сменятся мирными дымками артельных костров, древних человеческих очагов. Это пришли люди, чья мудрая власть смирит бесплодное буйство древней Са- ры-Арки1. Весну он ждал взволнованно и нетерпеливо, но она прошла, как про­ ходили все весны в этом глухом углу: тихо, неторопливо, без перемен. А зимой Галим Нуржанович снова затосковал. Из щелястых половиц старой школы сквозил острый холодок буранов, и в старом сердце начала вры­ ваться не только острая тоска одиночества, но и холод разочарования, как у человека, обойденного долгожданным праздником. Неужели не зазеле­ неют нивами эти необъятные просторы, которые он видит ежедневно со своей сопки, из своих окон? Неужели обойдут этот глухой край дороги Темира? Он гнал черные сомнения и снова нетерпеливо ждал весну. И вот она пришла, вторая целинная весна! Что же принесешь ты, вто­ рая весна?.. ...Через открытую форточку спальни донесся звук слабый, но упру­ гий и звенящий, будто далеко в степи били барабаны. Директор поспешно вернулся в спальню и, встав около форточки, прислушался, улыбаясь. Вот что его разбудило: беспокойный, радостный голос весны. Это летят над степью перелетные птицы: лебеди, гуси, журавли, утки, казарки. Легят на разной высоте, колыхаясь и обгоняя друг друга, вереницами, стаями, клиньями. Тугие, звенящие взмахи их крыльев будят степь. Забившимся в радостной тревоге сердцем слушал старый директор эту вольную песню неба, которую так любил с детства, с которой связано так много хороших, чистых воспоминаний. > Буквально: Желтый хребет (казахск.), т, е. нагорье желтых сухих трав.