Сибирские огни, 1957, № 6

нее тощей и сорной нивы. А у них есть возможность выйти на хорошую дорогу. Обрабатывают землю клочками, где полегче, а на большее у них не поднимаются руки. Алдар-Косе держит за руки? Алдар-Косе закрыл им глаза на землю, которая прокормит и людей и скот? — У тебя нюх на плодородные земли, как у борзой на лисицу, — с мягкой, осторожной иронией, чтобы не обидеть сына, сказал Галим Нур­ жанович. — Дай тебе в руки плуг, ты не оставишь здесь незапаханным и клочка с овечью шкурку... Старый учитель замолчал. А Темир вдруг крепко обнял отца за пле­ чи и близко придвинул свое лицо к его лицу. Глаза юноши под такими же широкими, как у отца, бровями смотрели пристально и строго: — Что же вьг замолчали, ата? Глупости я говорю? Жеребенок з а ­ драл хвост и носится по степи? — Ты начал уже свое дело? — тихо спросил отец. — Воевать с Алдар-Косе? — Начал, ата. — И... как? — Трудно, ата, — поникла голова Темира. — Но я не жалуюсь и не опускаю руки. Счастье трудных дорог — большое счастье. Отец поднял опущенную голову сына, легко провел ладонью по его лицу и долго с изумлением смотрел на Темира: — Вот какие у тебя мысли, сынок! Распахать нашу бабушку-степь? Ой, б ала ,1 это только мечта! Но это хорошо. В твои годы только и меч­ тать. Это счастье, когда душа рвется ввысь и берет широкий размах, самый широкий, какой выдержат крылья. Мечтай, сынок, и верь! Лучше быть Дон-Кихотом, чем прозябать в тупой, сытой покорности. — Глаза старого учителя сияли, может быть, потому, что в них отражалась луна. Но вот он лукаво прищурил один глаз. — И знаешь, бала, ведь был же случай, когда даже прозаик Санчо Панса поверил Дон-Кихоту, что перед ними не бараны, а могущественное войско. А вот я уже не мечтаю. Лежу, как старый верблюд на теплом кострище, и даже палкой меня не подни­ мешь! — С комической покорностью он руки развел. — Дон-Кихот? — спросил холодно Темир и покачал головой. — Фи­ гура симпатичная, но мне что-то не хочется воевать с ветряными мель­ ницами. Если здесь и здесь, там и там, на океане окаменевшей земли по­ явятся острова новых хлебных полей, разве ради этого не стоит драться? И я знаю, что в этой драке я не один. — С силой сказал он и нетерпеливо потер бритую голову. — Столько работы впереди, котлом не прикроешь!.. На другой день Темир уехал. А через два месяца после его отъезда была объявлена война. Вскоре пришло от него письмо. Темир писал, что он мобилизован и едет на фронт. Второе письмо он прислал с дороги. Больше писем от него не бы­ ло. А осенним ненастным вечером, когда по крыше и стенам шуршал дождь и разгулявшийся ветер стучал в окно веткой, заставляя Галима Нуржановича вздрагивать, подходить к окну и прислушиваться, из колхо­ за, через который школа получала почту, прискакал нарочный. Он привез директору пухлую бандероль. На ней был номер полевой почты, но адрес написала незнакомая рука. Охваченный расслабляющим предчувствием несчастья, он вскрыл бандероль. Там была толстая потрепанная тетрадь, сшитая из нескольких школьных тетрадок. Директор раскрыл ее и узнал сыновний неэкономный, размашистый почерк. В тетрадь была вложена фронтовая фотография сына, увеличенный портрет с которой висит те­ перь в кабинете, и письмо однополчан Темира. Они извещали отца о славной смерти сына... Тетрадь, карточка и письмо упали на пол. Вытя­ 1 Мальчик (казахск.).