Сибирские огни, 1957, № 6

Тяжело опираясь на стол, Галим Нуржанович встал, подошел к портрету, и на него взглянули взволнованные, над чем-то упорно разду­ мывающие глаза. Такие же глаза были у Темира и в их последнюю' встречу, когда сын поделился наконец с отцом своими заветными мыс­ лями. Тогда тоже была весна, но поздняя. Степь уже дышала сухим зноем Темир, студент последнего курса сельскохозяйственного института, вы рвался с дипломной практики навестить отца. Для рано овдовевшего Га- лима Нуржановича приезды единственного сына бывали большой радо­ стью. Его особенно волновало то, что сын, высадившись из поезда, дол­ жен был, ради свидания с отцом, не один день тащиться по глухой сте­ пи, ловя попутные подводы и редкие в этих краях машины. От школы, где директорствовал Галим Нуржанович, до ближайшей железнодорож­ ной станции, т. е. до областного города, было без малого триста кило­ метров. После ужина вышли на улицу. Маленькая начальная школа с интер­ натом для детей окрестных колхозов стояла на пологом скате лесистой сопки, одной из вершинок горного хребта Султан-Тау. Лес, покрывавший- горы, подступал к школе с тыла и сливался с ее садом. А школьный двор, расположенный по фасаду, был обращен в сторону степи, и с него, с вы­ соты, открывались такие сияющие, залитые солнцем бездны, что прш взгляде на них и в душе становилось просторно, свежо и светло. Но такою степь открывалась только весной, в распал солнечного дня, а сейчас, на пороге палящего лета и пои тихом, беспорывном закате, она наполняла сердца грустным покоем. Печальной была и пустая, без­ людная дорога, когда-то шумный ямщицкий тракт, устало вытянувшаяся от горизонта до горизонта. На ней взвихрился маленький смерч, побе жал, лениво крутясь, но сбился с дороги и лег, обессилев, на придорож­ ную траву. Тишина, задумчивость, печаль... Вдоль дороги вытянулся в один порядок колхозный аул — былая зи- мовка-кстау — огороженный стеной из объедков сена, складывавшихся' десятилетиями. За этой косматой, неряшливой стеной аул прятался от безжалостных степных буранов. Саманные и дерновые мазанки, низкие В’ кособокие, видны были неясно, расплываясь в сумеречном свете. И толь ко стоявший среди аула одинокий карагач четко рисовался на фоне зака ­ та. Его сухие ветви висели, как пряди седых, нечесаных волос, и была в- этом силуэте одиноко умиравшего дерева тревожившая душу тоскливая покорность. — Когда я остаюсь с нею с глазу на глаз,— заговорил вдруг, глядя на степь, Темир,— у меня даже кулаки сжимаются! Простор! Но какой- бесполезный простор! В мире не должно быть ничего бесполезного. В голосе его звучала молодая, горячая злость, она же подняла его со скамейки, и он начал ходить, поглядывая на степь. — Она все та же, что и при хане Аблае. Ковыль, полынь, верблю жья колючка! А через месяц и это выгорит, и будет она лежать, как ог­ ромное пепелище. Суслику нечем жить! Если колхозники поторопятся, они накосят тощую скирду сена. Плохого сена! В непаханной степи сене- со старьем, и скот неохотно его ест. Вот и все, что она дает человеку Бесполезный пустырь! Над степью поднялась прозрачная, прохладная луна, и вдали, в сте­ пи, что-то забелело, как разостланные полотна. Потом, когда свет луньг загустел, окреп, стало видно, что это машет метелками лохматый ковыль. — Посмотрите, ата,— указал Темир вдаль,— как трясет своими