Сибирские огни, 1957, № 6
стоящие схватки. В то время в Вологде было немало меньшевиков и примирен цев, ошалевших от угара патриотиче ских фраз о защите отечества, о каком- то «революционном оборончестве». Мария Ильинична не вступала в спор с такими «ура-патриотами», она только с изумлением смотрела на них своими большими, лучистыми глазами, в кото рых светилась затаенная грусть. Она вскоре уехала. А схватки между больше виками и социал-шовинистами разгора лись все сильнее... Случалось, что товарищ, считавший себя большевиком, тоже твердил, что войну надо довести до победы, .до пол ного разгрома германского империализ ма. Ему напоминали: «А империализм Англии, Франции, Америки? А захватни ческие планы царского правительства и всех участников мировой бойни?» Он отмахивался и слушать не хотел. Столк нувшись с таким непонятным ослеплени ем, мы все трое — Лидия, Ольга Афа насьевна и я — часами спорили, дейст вуя согласно своему темпераменту. Лидия, — сама доброта, — убеждала терпеливо, горячо, почти умоляла «по думать хорошенько, понять...». Ольга Афанасьевна, маленькая воинственная женщина, наступала сурово, требова тельно. А я от возмущения просто теря ла самообладание. Помню, как я до слез спорила с од ним товарищем, которого я знала много лет как хорошего марксиста и больше вика. Не добившись понимания, я ушла от него с тяжелым чувством утраты. Позднее я узнала, что он признал свое заблуждение, но встретиться нам уже не пришлось... В эти же дни жестоких столкновений меня порадовала неожиданная встреча. Прямо как в сказке: «откуда ни возь мись...» заявился ко мне Бунин Иван Алексеевич, писатель. Большой худож ник слова, получивший общее призна ние. Мы с ним дружили в наши моло дые годы, когда оба работали в газете «Орловский вестник». Но это было так давно! Я не смогла тогда увлечь его вопро сами политической жизни, а он тем бо лее не мог отвлечь меня от революцион ной борьбы. И каждый пошел своей до рогой. За все двадцать лет мы только один раз встретились на торжественном собрании литераторов, отметивших при своение Бунину звания академика.' На этот раз не успела я спросить, ка ким ветром его занесло ко мне, как тут же поняла, что он глубоко чем-то потря^ сен. Я знала его сдержанным, даже не много холодным, прикрывающим свою замкнутость шутками и прибаутками. А тут он сразу раскрыл передо мной все, что его привело в такое возбужденное состояние: это •— война, это — гибель миллионов людей и в то же время это — патриотическое мракобесие и бессовест ность наших писателей, которые, сидя в мягких креслах, воспевают героизм рус ских солдат, погибающих в сырых око пах. Он приехал ко мне, чтобы сказать, что теперь он понял меня, понял все зна чение большевистской партии и ее гени ального вождя Ленина, который раскрыл перед всеми народами и до конца всю преступность этой войны. Он заверил меня, что он ни одной строчки не написал и ни одной копейки не заработал на этой народной беде... Он непременно напишет повесть о боль шевиках, он ведь хорошо знает меня... Так говорил Бунин весной 1915 года! Я слушала его с волнением. Я не со мневалась в его искренности. И до чего же обидно и досадно было узнать через несколько лет, что он из менил своей родине, которая так много ему дала. Только через много лет, когда Совет ская Армия с невиданной силой героиз ма освобождала Европу от фашизма, Бунин все понял и осознал свою вину перед родиной. Но было уже поздно. Он умер на чужбине... # * *' Весной 1915 года я из ссылки бежа ла: доехала до Ярославля, а там... «вниз по Волге реке...». Я любила Вол гу: в годы первой революции в 1 9 0 5— 1906 гг. я работала в Нижнем Новго роде (Горьком), и всякий раз, бывало, как только выйдешь на палубу парохо да и взглянешь на волжскую ширь, сверкающую под солнцем, на легких в полете чаек, — сразу как бы сбрасыва ешь с плеч напряженную озабочен ность, привычную для работника под полья. На этот раз я ехала в прекрасном настроении свободного путешественни ка. Несколько месяцев в Казани... Потом двинулась дальше. Доехала до Астраха ни. Везде товарищи, внимание, забота... Но Астрахань обдала меня таким нестер пимым жаром и сыростью, что я не ус пела там освоиться и тяжело заболела. Видно, еще не окрепла после Бутырок. Необходимо было выбрать местность с более здоровым климатом. Зимой, как только поправилась, я вер нулась в Москву. Долго там продержать ся, конечно, не могла. И вот по совету друзей, с явкой в Красноярск, еду в да лекую Сибирь. Обстановка военного времени: в ваго нах давка, грязь, перебранка, растерян ность... Но не могу дать себе отчета, по чему мне так хорошо, когда я гляжу из окна на сибирские просторы или в не проглядную темь тайги... * * * Вот и Красноярск. Явка у Елены Гу ставовны Смиттен. Сразу располагает к
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2