Сибирские огни, 1957, № 6
, и проснулся. В окнах светлело. Он лежал, неудобно скорчившись, покры тый директорским плащом. Потрогал плащ и, улыбнувшись, поискал, гла зами Егора Парменовича. Директор спал на полу, на носилках, подло жив под голову перчатищи из листового железа и укрывшись потертой, видавшей виды жеребковой курткой. Рядом спал в кресле Садыков, не удобно свесив на грудь голову, опустив с обеих сторон прямые руки и растопырив тоже прямые, как палки, ноги. Так спят куклы. Снова постучали в дверь, и снова крикнула Шура: — Товарищи, можно войти? Борис не мог понять, продолжается ли еще сон, или это уже явь? Егор Парменович заскрипел носилками и сел, сбросив куртку. Правый ус, на котором он спал, растрепался. — Что же вы, негодяи, хозяйку не пускаете? — хрипло сказал он и зычно крикнул: — Да-да! Конечно, можно, Александра Карповна! Шура вошла и у дверей остановилась, припав головой и плечом к стене. Можно было подумать, что она бежала, запыхалась и остановилась, чтобы перевести дыхание. — Извините нас, Александра Карповна, за нашу бесцеремонность. В будущем советую таких гостей прямо с милиционером выводить, — под нялся директор с носилок. — Товарищ Нуржанов умер, -— сказала Шура безжизненным го лосом. Корчаков снова сел на носилки и начал трясти Садыкова за ногу. — Курман, проснись! Галим Нуржанович умер. Слышишь? Завгар перекинул голову на плечо, посмотрел мутно, а поняв, вско чил и стал торопливо застегивать шинель. —- Когда умер? — спросил Корчаков. — Минут двадцать назад. Спросил — вышла ли колонна из гор? Шура по-прежнему стояла, припав головой к стене. Лицо ее стало серым, некрасивым, глаза были закрыты, напряженно сдвинутые брови дрожали. — Судить нас за это надо! — Егор ‘Парменович часто задышал и за дергал скулами. — Как сквозь пальцы человека упустили! Говорят, ви дели, как он надрывался и на промоине, и на Чертовой спине! Вы виде ли? зло закричал он на Бориса. -— А ты, Курман? И я видел! А мне. старому бюрократу, не до этого было! Дела, всегда дела! А когда же люди? — На промоине я видел, — убито прошептал Чупров. Садыков мол ча поднял валявшуюся на полу фуражку, ударил ею об ладонь, надел и пошел к двери. — Куда? — спросил Корчаков. — К нему...— ответил в дверях Садыков и вышел. — Теперь будем охать, вздыхать, казниться! Нужно ему это! — снова встал с носилок Егор Парменович, сердито накинул на плечи тужурку и гоже вышел. — Вам отдохнуть надо, — мягко сказал Борис Шуре. Она, не отве тив, болезненно и раздраженно поморщилась. Борис с болью понял: сно ва распалось все, что связывало их в ночном разговоре, снова они чужие. Он обошел Шуру на цыпочках и спустился на улицу. На востоке еще не алело, но высокие сквозные облака в середине не ба уже сияли, как серебряные. Ровный серый свет был разлит всюду, и в этом равнодушном свете не было теней. И предрассветная тишина то же была без отражений, ее не тревожил ни один звук. Борису все равно было куда идти, лишь бы не стоять у дверей авто буса, лишь бы не смотреть жалкими глазами на некрасивое, усталое лицо. Он обошел машину и попятился: так неожиданно и радостно открылась
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2