Сибирские огни, 1957, № 6

лоденький- да гарный. Шапку скидает, плюндры скидает, сапоги скида­ ет: — «Куповайте, люди добрые, дайте на пол-литры, душу залить! Поки я целину здымал, жинка сбегла!.. Чуешь, Воронков, якая грандиез- ная трахэдия? — кривляясь со злобным озорством, сыпал Шполянский «суржей».1 Я ему шьмехом казав: «Продай, казаче, целинный знак. Дам на пол-литры». А он швыденько отчепил и мне обеими руками: «Бери! Я зараз и душу продам! Загубила меня целина!»... Люди, тесно обступившие Шполянского, громко и жарко дышали. Сидевшие в кузове и на крышах кабин то и дело переспрашивали, кри­ чали сверху: «Как он сказал?.. Что про жинку сказал?.. А про цели­ ну?» Передние оборачивались и повторяли слова Шполянского. А ког­ да он, всхлипывая подленьким смехом, повторил: «Загубила меня, казав, целина!», прошло что-то по лицам людей, что напугало Шполянского. Он начал пятиться, оглядываясь, искал стену, чтобы прижаться к ней спи­ ной. А люди закричали все разом, из кузовов и кабинок стали спрыги­ вать на дорогу, задние нажали и полезли вперед. Передние зашикали на них, замахали руками: — «Тихо, ребята! Не трогай его!.. Пусть до кон­ ца выкладывает!.. Д а расступитесь вы, черти, свет застите!..» Люди пе­ рестали нажимать, расступились, и фары опять осветили Шполянского. Он стоял, сбычившись, выставив страшный лоб, и по-прежнему то и дело оглядывался. Щупая подступивших людей застланными, скрытными глазами, он со злобным торжеством совал им в лица целинный знак: — Ось, дывытесь! Вся цена ему пол-литры! Галим Нуржанович поднялся с табурета и подошел к Шполянскому. — Послушайте, товарищ, нельзя так. Разве можно так? — бледнея, заговорил он торопливо, горячо, страдающе. — Что вы за человек? Во что вы верите? Чем вы живете? Чего вы ждете? Шполянский молчал, косясь с ухмылкой на старого учителя. — Свою бендеровську самостийну ждет, — заговорил вдруг не­ громко Мефодин. — Недобиток бендеровский. -— Ты, Вася, шо, сказывся? — Морщинки Шполянского моментально переместились в маскирующую улыбку, а глаза-бусины глядели цепко, настороженно. — Мабудь, ты бачил мене у пана Бендеры? И зачем мне та самостийна, колы я и при социализме живу и аж цмокаю! — Не бросайся, гад, такими словами! — глухо выдавил Бармаш. — Сам по пьяной лавочке рассказывал. А зачем скрываешь, что си­ дел за это? Не рано ли тебе амнистию дали? — Фу, похабство какое! — Егор Парменович потер лоб, где начала набухать синяя жила. И было страшно, что вот-вот она лопнет и заль­ ет его лицо горячей кровью. — Воронков, д а отбери ты у него значок! А вы, Шполянский, молчите! Довольно мы вас слушали: — Рот затыкаете? — в глазах Шполянского мелькнуло такое лютое, что стоявший рядом Воронков вздрогнул и услышал свистящий шепот:— Востру иголку вам в хлеб, гады! \ Затем Шполянский сунул Воронкову в руку целинный значок и ре­ шительно подошел к Корчакову: — Слухайте, товарищ директор, шо я вам кажу. Не тот зараз час! Увполне свободно можу я виражать, шо мне не нравится. Чуете? Бо маю теперь свободный голос. Чуете? — насмешливо прищурился он. — Когда дило худое сдилаю, тогда чепляйте меня. А як дила за мной нема, то и бувайте здоровеньки! — Он повернулся и пошел прямо на людей. — Погоди, Шполянский, разговор будет! — Это крикнул Мефодин, со злой зоркостью следивший за токарем. — Говоришь,, дела за тобой нема, одни разговоры?.. Вот, товарищи, второй ключ от зажигания моей 1 Сурзка — смесь рэки с пшеницей. Так метко называют украинцы мешанину из ук­ раинско-русских слов.