Сибирские огни, 1957, № 6
К скамейке подошла бродившая по саду корова с огромными, как лопухи, мохнатыми ушами. И даже она, медленно перетирая жвачку, по смотрела на Бориса насмешливо и сочувственно. Он неумело, по-город- скому, замахнулся на нее, но корова лишь шевельнула лопухами и вздох нула издевательски. — Д а , он красив, талантлив и широк в замыслах, — с горькой иск ренностью заговорил Борис; Шура, слушая, по-детски глядела прямо ему в глаза. — Но вот я задаю себе вопрос: если бы мы были на войне, вы брал бы я его, чтобы идти с ним в разведку, или на опасное задание? Он замолчал, думая над своим вопросом, а она по-прежнему сторо жила взглядом его лицо, прижав к груди сжатые руки. — Нет, не взял бы! — жестко ответил он с прямотой юности, не зна ющей компромиссов. — Ненадежный он какой-то. Как вы думаете, зачем он приехал на целину? Шура молчала. На дороге, видневшейся сквозь голые деревья сада, показались всадники. Это ехали колхозники-казахи на своих маленьких, шершавых, серьезных лошаденках. Чернобородый, побитый Неуспокоевым, ехал, бросив поводья, положив на переднюю луку крепкий кулак. Женщины тащились сзади пешком, привычно выдирая ноги из грязи. Последней шла высокая, статная старуха. Она гордо держала голову, а широкая, длинная юбка ее и белый «чувлук» на голове развевались оскорбленно и мстительно. Шура взглянула на Бориса — видит ли он колхозников? — и быстро отвела глаза. Ей не хотелось, чтобы он заметил ее взгляд, тревожный, умоляющий. — Спросите самого Николая Владимировича, зачем он поехал на целину, — сказала вдруг она. — Он идет сюда. По аллее шел, приветливо улыбаясь им обоим, Неуспокоев. — Нет, говорить с ним я не буду! — Борис решительно поднялся.— Вы остаетесь? Я ухожу. Подошедший к Шуре Неуспокоев посмотрел растерянно вслед ухо дившему Чупрову: — Почему он ушел? — Шура молчала. — Понимаю. Суд удаляется на совещание! И даж е не выслушав последнего слова подсудимого! Это я не учел. И это самое скверное. Поистине: бойся быка спереди, коня сзади, а идейного дурака со всех сторон. — Николай Владимирович! — поднялась возмущенно со скамьи Шура. А Борис уходил торопливо, без дороги, виляя между деревьями. Он чувствовал на спине их взгляды и видел себя со стороны их глазами: ни зенького, сутулого, в обвисшей, потерявшей форму шляпе, в сапогах, не лепо хлопавших по икрам. И спина его начала сутулиться еще больше, а носки сапог цепляться за корни деревьев. Но особенно мучительно бы ло воображать свой рыжий портфель и выглядывавшую из него молоч ную бутылку с резиновой пробкой. Как школьник, плетущийся домой после полученной двойки. Выйдя из сада, он выдернул бутылку из портфеля и швырнул ее на камень. Брызнули осколки, и стало, как будто, легче. Он легко вздох нул и тогда только услышал над головой переливчатый, похожий на ржание жеребенка, крик коршуна. Над садом бились куриный вор, рыжий коршун, и темно-серебря ный ловчий сокол. Бились беспощадно, насмерть, как заклятые враги. Тяжелый на лету коршун дрался подло, с увертками, неожиданными
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2