Сибирские огни, 1957, № 5

пань, возится с лотком медлительный Андрюшка, загорелый, мускули­ стый, черноголовый, как жук. Бросает лопату за лопатой на специально устроенный лоток, потряхивая лоток ногою, как зыбку, промывает пе­ сок под струей прозрачной, но тут же мутнеющей ключевой воды, и сно­ ва уберется за лопату. Присоединившийся к ним рыжебородый щуплень­ кий старичок Семен Данилыч, дед Агнии, из кремневой породы бодай­ бинских золотбискателей, страдающий одышкой, направляет струю во­ ды на лоток мальчика; вытирает лицо рукавом грязной рубахи, подбадри­ вает Андрюшку едким словом, чтобы он не заскулил у лотка. — Ты, Андрюха, лоток-то ловчее встряхивай. Эдак с породой и зо­ лото в муть угонишь. Шевелись, жила потаенная. — А я што, не шевелюсь? — в тон Семену Данилычу, степенно от ­ вечает Андрюшка. И устал же он! И что это за разведка? То шурфы рой, то воду подведи, то лоток потряхивай на специальном приспособлении! На верхнем Кижарте и механизмы работают, и малая поисковая драга спущена, и электричество есть, только... золота нет. Перемывают пустую породу. Мать на свой страх и риск взялась разведывать вот эту теснину, исхоженную когда-то вдоль и поперек известными геологами, которые поставили на ней крест. «А под крестом-то ихним, — говорит дедушка Семен, — золото. И рудное, в кварцевых камнях, и россыпь, по старому ключу». — Пустой лоток трясешь, жила потаенная! — кричит разгневанный Семен Данилыч, и его рыжая бороденка, вся выпачканная в глине, тор­ чит, как лиственничный клин. Андрюшка упарился. И плечи ломит, и руки с трудом поднимают лопату, а мать все бросает и бросает из шурфа породу. Сколько ее еще? И когда она закончит работу в этом шурфе? Говорила, что к обеду упра­ вятся, а вот уже солнце свернуло за обеденную черту. — Андрюшка, это я на тебя шурф загадала, — кричит мать снизу. Андрюшка глядит сверху на ее черную растрепанную голову, на загоре­ лую, словно медную, шею, на ее мускулистые голые руки, !и такое зло разбирает его сердчишко! Она его утешила! На него шурф загадала! Семен Данилыч сменил Андрюшку у лотка и, склонившись, чуть ли не носом ткнулся в шершавое днище. Загрубелые стариковские паль­ цы нащупали самородок в черной рубашке, величиною с наперсток. — Эк ее!.. — оторопел Семен Данилыч. — Вот те и на!.. Ноне пятый взяли с одного шурфа. Вот ты и поди, господи! Сколь разов проходил я по этим местам! Сколь разов ночевал на этом самом зимовье, и невдомек было старому дураку ткнуться носом в ключ, а? Вот уж праведно: ког­ да идешь, не знаешь, где упадешь. — Что-й то, деда, опять самородок? — Тсс! Нишкни! — шипит старик, по-молодому блестя глазами. — Ничего нетука. Пустошь. Дурак!.. На золото идешь — язык сжуешь. Как вроде без языка работаешь. Понимать надо, бестолочь. Золото, оно живехонькое, как ртуть, бегучее. Крикни под руку — и поминай, как звали Матюху с Матюшихой! Нет, неведома Андрюшке дедовская грамота. — Тут сплошной кварцевый камень, — сообщает мать. Ее лопата звонко стукает по камням. Она просит ломик и кайлу. Андрюшка провор­ но подает ей инструмент, и вот Агния долбит кварцевый камень, неподат- лйвый, словно сталь. Из-под ее кирки летят белые искры. Вот оно, потаенное ухоздвиговское местечко! Сколько же здесь зо ­ лота и в россыпи, и в кварцевых камнях! Весь этот хребет, куда вели давние ухоздвиговские отметины, сложен из кварцевого камня. Сверху напластовалась земля — бурая, в зарослях трав, переплетенная брус­ ничником. Одиннадцать дней Агния разведывает теснину. Первые шурфы