Сибирские огни, 1957, № 5
грянули с самого неба, и тогда бы они не произвели такого впечатления на Агнию. Еще до того, как он назвал ее имя, ей почудилось, что это.'.. Демид. Но вот сейчас, когда он знакомым, давнишним жестом провел ладонью по лицу, она уже не сомневалась, хотя и заставляла себя делать это. «Не может быть! Нет, нет! Мне показалось!» — Она подошла вплот ную к Демиду и откачнулась па косяк двери, беспомощно опустила руки. — Узнала? Ну, вот и я... Не ожидали? — проговорил Демид, жадно заглатывая горячий воздух, обжигающий губы и горло. — Д а ты кто будешь, приискатель? — с тревогой спросил Филимон Прокопьевич, когда старуха, всхлипнув, опустилась на лавку. — Демид! Демид! — вскрикнула Агния и, пригнув голову, ткнулась лбом в косяк, тихо всхлипывая. — Дему-ушка-а! — визгливо прозвенел голос матери.—Ай, господи. Мать рванулась вперед, но у нее подкосились ноги, и она упала на пол, сперва на колени, а потом ткнулась головою в половицы. Демид под скочил к ней, схватил ее на руки и бережно усадил на лавку. Она хвата ла его за плечи, тянулась ладонями к его лицу, но руки у нее падали, как плети. — Демушка! Демушка! — бормотала мать, словно в забытьи. Филимон Прокопьевич растерянно разводил руками, то поднимаясь, то садясь на лавку. Полюшка, выскочив из горницы и, не понимая, в чем дело, кинулась к матери. «Мама, мама!» — звала она, прильнув кучеря вой головкой к спине Агнии. Демид, осторожно отстранив мать и не глянув на отца, подскочил к Агнии. — Агнюша!.. Что же ты!.. — Что-то сдавило ему горло, лицо переко силось, побледнело. Полюшка испуганными глазами глядела на него снизу вверх. — Полюшка!.. Доченька!.. — и, схватив девочку, прижался к ее щечке своим мокрым глазом. — Светопреставление! — вдруг бухнул Филимон Прокопьевич. — И сказано в писании: да вернется блудный сын к дому породившего его отца. Мургашка, вставай, леший!.. Татарин Мургашка, беспробудно спавший под лавкой, накрытый ту лупом, дернулся, и, сев на полу, проводя пальцами по желтому морщини стому лицу, спросил: ‘ — Ты меня звал, Филя? — Вставай, вставай, светопреставление!.. Агния будто очнулась. Голова ее склонилась Демиду на плечо, а ру ки, словно не по ее воле, обвили Демида. — Демушка, Дема! — шептала она, всхлипывая. — Я так и знала, так и знала, что ты жив! Знала я, чувствовала!.. Дема!.. — Прости меня, Агнюша!.. Прости!.. Я— — И — сказано в писании, — гремел Филимон Прокопьевич, — до семи ли раз прощать сыну моему, согрешающему супротив меня? И отве тил господь бог: «Не говорю до семи раз, а до семижды семидесяти раз!» Однако Филимон Прокопьевич, прежде чем кинуться к сыну со свои ми отцовскими чувствами, вспомнил о драгоценной клади у крыльца. — Вставай, Ахмет, — заторопил он кривоногого Мургашку. — Тебе говорят вставай, лешак! Бери свой нож да иди ошкуруй волков. Сын вот возвернулся, двух волков приволок. А завтра премию цапнем в заготпуш- нине, хе-хе-хе. — И, выпячивая грудь, направился к Демиду и Агнии. — А про меня-то забыл, Демид? Не гоже. Я для тебя первая статья. Потому — отец. Всякая живность происхождение ведет от мужеского рода. Не даром и в писании сказано... В сенях раздались чьи-то голоса, шум, топот ног; кто-то шарил по стене в поисках дверной скобы, наконец, нашёл её, и вот на пороге сама
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2