Сибирские огни, 1957, № 5
травья. Наверное, летом вся ограда зарастает дурниной. На карнизах дома пристыли сверкающие в лунном свете натеки подтаявшего снега. Резной навес над воротами, где в давние времена обитали Демидовы голуби, сейчас обвалился, и на фоне неба торчали черные ребра стропил. Демид вспомнил, что в пору его детства с трех сторон двора красова лись вместительные поднавесы, где чинно расставленные, смазанные мас лом, стояли сенокоска, конные грабли, зубьями которой он любил зве неть. Под вторым поднавесом спасались от непогодья телеги, дрожки, сани, резные дуги с колокольцами, сбруя и всяческая хозяйственная утварь. На заднем дворе, где сейчас пустырь, был скотный двор с лет ником и зимником. А там, дальше, стояли рядками расставленные ульи пчел. Ухначевы жили очень зажиточно. До кулака Филимон Прокопье вич не дотянул — времени не хватило, да и жаден был на копейку. Ско рее домашних загоняет до полусмерти, но работника не наймет. «Наем ный человек — поруха хозяйству, — говаривал молодой Филимон. — А мы сами! Попотеем, зато зимушку пузо погреем». Сейчас он, — Головешиха рассказывала, — при лесхозе обосновал ся. Да , он знает отца. Не прижился он в деревне. Единоличник. Соб ственник. ' Настывшее железо щеколды жгло руку. Демид долго стучал коль цом в дверь, чувствуя, как кровь бурно приливала к голове и к сердцу, отчего ему стало жарко. Он распахнул полушубок, сошел с крыльца и, подтянув лыжины с кладью за крыльцо, повернулся на хлопнувшую дверь. — Кого тут черт носит?! Отец? И этот злой, ворчливый голос как-то сразу оледенил Демида. — Погреться можно, хозяин? — спросил Демид, зябко потирая ладони. • Филимон Прокопьевич рыкнул. — Христарадничаешь? Самим жрать нече! Вот теперь он окончательно узнал отца. — На тепло-то не скупись... хозяин, — выдохнул Демид. Филимон Прокопьевич пробурчал: — Тепло, старик, оно тоже даром не дается... Откуда будешь? — С... прииска. — С которого? — С... Благодатного. — Эва! А что у те за кладь? Волки?! Где завалил? В Татарской рас сохе? Ишь ты! Филимон сошел с крыльца, пнул ногою волков, нагнулся и, запустив пальцы в шерсть, наставительно проговорил: — Ошкуровать надо, приискатель. Ночь переночуют — утре шкуру не отдерешь. Давай помогу <с половины. За шкуру волчицы — пятьсот премии. — Берите их целиком! — кинул Демид, не в силах одолеть непри ятную нервную дрожь. Филимон Прокопьевич заговорил миролюбиво; — Оно и то верно говоришь. Куда тебе с ними канителиться? Хе-хе- хе. Переночуешь вот у меня, буханку хлеба на дорогу возьмешь, то се, чай там, постель, погреешься — все едино расход, а не приход. Дам те бе на четушку. Ну, заходи. Демид, втянув голову в плечи, деревянным шагом поднялся на крыльцо. З а ним шел сам хозяин. Сколько лет не был в сенях Демид, а безошибочно впотьмах опустил руку на дверную скобу. Напахнуло теп лым, застоявшимся воздухом избы. Полумрак — под потолком горела семилинейная лампа с увернутым фителём. 4. «Сибирские огни» № 5.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2